Потаенные размышления отца Джованни, эконома при соборе святого Баудолино что во Фрасконе, родившиеся во время служения им святой литургии в канун Беды Достопочтенного, но вслух так и не высказанные.
In nomine Patris, et Filii, et Spiritūs Sancti!
Господи! Дух святой! Страшно-то как! Спиной чувствую всю эту толпу. Как вышел к алтарю, отвернулся, гул затих, наверное, все уставились на меня. Только бы петуха не дать, упаси святой Баудалино!
Introíbo ad altare Dei!
А пока шел к алтарю, чуть не упал. Диакон, мерзавец, заступил на край моей слишком длинной казулы и, как ни в чем не бывало, прошествовал дальше. Специально он, что ли? А потир у нас тяжелый, богатый потир, с каменьями. Чудом его удержал. Не все конечно заметили, но старшие мастера и магистраты в первом ряду зашептались. Отчетливо помню чье-то хихиканье, гореть ему в аду, кто бы он ни был.
Júdica me, Deus, et discérne causam meam de gente non sancta, ab hómine iníquo et dolóso érue me!
Вы все, что осуждающе вперились в мою спину! Да, я по-пьемонтски жую гласные, мало меня лупили учителя. Да, ростом я совсем не вышел, самый мелкий мальчишка-аколит выше меня на полголовы. Да, я никогда не служил воскресную мессу, и с чего бы ее мне, отцу-эконому, служить? При живых-то епископе, да при отцах Бонифацие и Дионисие?
Emítte lucem tuam et veritátem tuam: ipsa me deduxérunt, et adduxérunt in montem sanctum tuum et in tabernácula tua.
А правда в том, что епископ наш скончался, упокой, Господи, душу грешника. А отцы Дионисий с Бонифацием настолько вчера увлеклись поминками, что по утру заболели и до сих пор весьма больны. “Спасите, отец-эконом, помогите, отец-эконом, нельзя, чтобы воскресную мессу в соборе, да не провесть!”. Кажется, побьют меня по завершении службы. Прихожане руками и ногами, а кадильщик - кадилом осенит. Святой Баудолино, по что я так рано ушел с поминок?
Confitébor tibi in cíthara, Deus, Deus meus, quare tristis es, ánima mea, et quare contúrbas me?
Исповедь, исповедь, а ведь верно! Давненько я не исповедовался. С тех самых пор, как епископ, отец наш, занемог. То было... Когда? Да, на Василия-великомученика, а сегодня - канун Беды Достопочтеного. Два месяца прошло. Нехорошо. Но, пока Его Преосвященство болел, мне было не до того, а потом, как скончался, отцам Дионисию с Бонифацием сразу не до того стало... Брат Ансельм, сорока алчная, доминиканец. Ласковый, будто елеем с головы до ног облился. Кроткий, как ягненок. Фальшивый, как миланские мощи святого Николая. Третьего дня приходил в храм, звал, говорил что рад будет облегчить мою ношу, отпустить грехи брату во Христе. Ага, конечно. Я, наверное, отцов Бонифация с Дионисием, пьянчужек заоградных, подожду. Они какие-никакие, а свои.
Glória Patri, et Fílio, et Spirítui Sancto.
Слава Богу мы неподвластны инквизиции, будь она трижды благословенна в Богородицу, в душу, в мать! Ох, да что я такое думаю, и еще во время служения. Прости меня Господи! Прежде чем чужие грехи считать, о своих думать надо, я ведь не святой. Вон пустое место над алтарем, а ведь там должна была быть фреска чуда святого Баудолино о мальчике. Mea culpa maxima. Думал, денег поменьше потратить, думал тот богомаз просто набивает себе цену... Клянусь, если эту мессу отслужу и до утра Беды Достопочтенного доживу, будет фреска! К завершению Данцы Маскеры! Во что бы это не стало! Клянусь! Только бы мессу миром дослужить...
Introíbo ad altare Dei
Алтарю требуется ремонт. Всему тут требуется ремонт. Этот наш новый собор строят уже Бог знает сколько лет, конечно, все от старости обветшало. Убранство надо обновлять, а на то потребны деньги, ведь бесплатно наши глубоко и искренне верующие фрасконцы ничего не делают, прости их Господи. Говорят, что коли платят десятину в срок, то храму должно хватать. Так и говорят! Торгаши... А десятина-то почитай вся в Рим уходит. И иди потом, объясни магистратам, почему стены стоят голые, без фресок, а позолота - где была, вся облупилась. Хоть на паперти с нищими стой. Так ведь редко у нас подают.
Adjutórium nostrum in nómine Dómini.
Воспоможение... Кроме нас самих - никто нам не поможет. Магистрат куда больше заботит Данца Маскера, вот куда уходят все денюжки. Шествия, представления, увеселения... Нет, оно все замечательно, мы, фрасконцы, знаем толк в веселье. Да и клиру епископ разрешал гульнуть немного во славу Господа, раз в году. И Хороший он был, наш епископ. Не приведи Господь Бонифаций ему восприемствует, сразу наши вольности укоротит, все себе оставит. По мне, лучше Дионисий. Он пропойца, но добрый в душе. Храм любит, но с клиром не зверствует. Но решать-то не нам, мы до Данцы Маскеры и не узнаем ничего. Будет престол осиротевшим стоять, так у нас заведено.
Я, грешник, люблю карнавал, но наши фрасконцы как-то слишком уж вокруг него всю свою жизнь ведут: к мессе ходят, десятину платят и думают - Господу Богу довольно. Остальное-то время, от работ свободное, когда о душе подумать не грех, они за масками на следующий год бегают да цеховые празднества готовят. Как уж тут в хлопотах увидать царствие небесное? Хорошо хоть не забывают в карнавальную ночь поклониться мощам святого Баудолино. Хороший обычай. Святой являет множество чудес и вера укрепляется.
Министранты отозвались? Ну вот, теперь всерьез начинается. Только бы голос не дрогнул, только бы в молитве слова не перепутать, помогите, святой Баудолино и ты, Беда Достопочтенный, ведь твой день, как-никак.
Confíteor Deo omnipoténti, beátæ Maríæ semper Vírgini, beáto Míchaéli Archángelo, beáto Joánni Baptístæ, sanctis Apóstoli Petro et Paulo, ómnibus Sanctis, et vobis, fratres, quia peccávi nimis cogitatióne, verbo et ópere:
mea culpa, mea culpa, mea máxima culpa.
Ídeo precor beátam Maríam semper Vírginem, beátum Michaélem Archángelum, beátum Joánnem Baptístam, sanctos Apóstolos Petrum et Paulum, omnes Sanctos, et vos, fratres, oráre pro me ad Dóminum, Deum nostrum.