Удафф.ком

[ILS]

Merla, нинравицЦо ничитай

Вот мне, например эта фиххня про армию не понравилась - вот и не читаю

Ворон, тегом "мат" можно не только весь текст выделять, но и отдельные слова.

[Ворон]

А вот ещё один аффтар.Базука.Тут ни албанского,да и мата почти нет.
Тем не мение очень яркий удафкомовский аффтар.
Рассказ называецца "Одностороннее движение"

[mat]

С каждым новым договором убеждаюсь в мудрости слов Артура Борисовича: « Получить заказ сложно, выбить деньги - невозможно, выполнить работу в срок – нереально. Но это всё чепуха. Самое трудное – выполнить проект вопреки желанию Заказчика».

Я приехал отговаривать Анну Сергеевну: она потребовала добавить в левый миксбордер аконит, астильбу и вербейник.
С таким трудом я скомпоновал сборную клумбу – и вот, пожалуйста! Ну, как же могут сочетаться влаголюбивые растения с проломником, рудбекией, тимьяном и лавандой?!
Аконит ещё и ядовит к тому же.

Когда Нелидова выходила, позвонил Алёне, чтоб подъезжали с Павликом на «Парк Культуры» - к пяти на Нагатинскую не успеваю. И точно: Анна Сергеевна вместо полутора часов продержала меня почти три.

Тоскливо рисуя корневые системы, я вспомнил вторую часть мудрости Артура Борисовича: « Когда мы доказываем Заказчику, что его желание неисполнимо, у нас рождаются гениальные идеи».
Здесь он всегда вспоминал фантастическое указание Хрущёва перед Фестивалем молодёжи и студентов 56-го года ( Ар-Бор тогда проходил в Мосзеленхозе практику).
Московские озеленители схватились за головы, но нашли решение.
Всемирно признанное, кстати.

Пока Нелидова водила пальцем по плану усадьбы, намечая дорожку к «саду Рёандзи», я придумал, как совместить астильбу Арендса с тимьяном и проломником!
По крайней мере - попробовать совместить.
Сделать два уровня грунта с раздельным дренажем, как на искусственной кровле!
Если получилось на Газпромовской башне, почему здесь не получится?

Подскочил на стуле и объявил, что есть вариант, за что был удостоен ласкового взгляда и сообщения о завершении мозгового штурма.

Вообще-то она неплохая тётка.
На первую встречу, следуя совету Ар-Бора учесть нелидовскую япономанию, пришёл с домашней заготовкой.
В гостиной на стене висела красная маска с огромным носом и выпученными глазами, японские свитки с гравюрами - или копиями? – да нет, подлинниками, конечно.
Долго маялся, куда бы вставить вызубренную фразу, наконец улучил в разговоре подходящий момент:
- …Как говорил Ямамото Сакино (Ямамото Сакино-Камиэмон, знаменитый самурай дома Набэсима. Ему посвящён раздел «Совет старого воина» в каноническом средневековом кодексе чести самурая «Хагакурэ Бусидо» - прим. авт.): « Пользуйся оружием, которым хорошо владеешь. Не думай о том, что оружие противника лучше. Думай только о том, что твоё оружие – продолжение твоей мысли и руки…», - и замолчал.

Она рассмеялась, откинув голову и помолодев лет на тридцать.
- Карнеги рулит! «Как производить на заказчиков хорошее впечатление и добиваться успеха»?
Молодец! А что остановился? Что запереживал?
И добавила на японском:
- Абунаку мо ари
Мэдэтаку мо ари ( Тут тебе и боязно, тут тебе и радостно – строки из стихотворения Моритакэ, 15-й век – прим. Авт.)
…, - и снова расхохоталась.
…Не переживай, Камиэмончик, всё в порядке, молодец. Знаешь главное правило Ямамото Сакино?
«Всегда готовься к встрече (бою) заранее. Думай, что твой противник обладает силой пяти человек и если их будет всего трое – ты победишь».


…Получив согласие на эксперимент с раздельным дренажем, попрощался и, не дожидаясь лифта, скатился по лестнице. Я уже Алёнушку и встретить опаздывал!
Выскочил на улицу, подбежал к своему «Фокусу», необыкновенно удачно запаркованному у самого входа в «Красную Розу».
В конце улицы, около ресторана «Пятница», увидел Алёну с Павликом.

Здорово, что успел!
Сейчас заставлять Алёну ждать совсем ни к чему. Три недели после ссоры, еле-еле уговорил её вернуться от мамы… заказ Нелидовых, конечно, здорово помог.
На этот проект Ар-Бор поставил меня ведущим специалистом, а это только первый аванс - сто сорок тысяч!
Ар-Бор, блин! - что значит старая школа! – мало того, что держит на столе список с именами-отчествами и днями рождения всех сотрудников, но и ещё и следит за нашими семейными перипетиями!
Этот заказ Макс должен был вести. Ар-Бор так с ним побеседовал! – я-то думал, Макс затаит на меня, а он ещё и поздравил. Обалдеть можно!

…Павлик, как всегда, глазеет по сторонам.
Алёна резко дёрнула его за руку… - сколько раз просил её не обращаться так с сыном! Как будто мент на улице молдавана тащит.

- Алёнушка, ты извини, что попросил вас приехать: заказчица задержала…
Вот деньги, держи. Сто сорок тысяч!
Ну, это аванс. Потом ещё сто получу. Ну…месяца через два-три… И по выполнению ещё.
Прости меня, пожалуйста за… Ну за всё. Ладно, Алён?
Садитесь! В кино сходим, пообедаем, погуляем в «Меге»- и домой!…да…?
Я так соскучился без вас!
…Павлюкевич, здорово! Р-р-р-р!!!
…Я тоже. Ну, понимаешь, Павлюхин, бабушка ведь тоже скучала без тебя с мамой, поэтому вы немножко у неё пожили…
… Да нет, Пашик, ты не так понял.
…Алён, ну зачем было при ребёнке это всё…
… Хорошо, хорошо…

Рассадил, закрыл центральный замок, пристегнулся, включил заднюю.

Когда везёт - во всём везёт!
В кои-то веки попался спокойный водитель: пока я выбирался задом из узкого загончика между двумя машинами, проезжавшая «Королла» мирно ждала. Не моргала фарами, не гудела.
Ф-ффу-у, выехал, поехали!
Всегда завидовал мастерам, которые запросто рулят задним ходом, глядя в зеркало. Не выворачиваются на сиденье, не выходят из машины, проверяя безопасное растояние. Наверно, никогда не научусь легко ориентироваться по габаритам, боюсь за переднее крыло, за дистанцию сзади, за…
Почему «Хаммер» навстречу?!
И слепит ещё?
Здесь же одностороннее… Не может же быть, чтобы вдруг поменяли движение – я уже три дня подряд сюда езжу. Заезд по Льва Толстого, на Россолимо направо и ещё раз направо, на Тимура Фрунзе.

А вдруг знак сняли? Да нет – сзади «Королла» подгоняет, значит, всё правильно.
Наверно, просто « Хаммер» не знает, что здесь одностороннее…Номера-то областные… …А вообще, безвкусица: на чёрной машине детали « под золото»… «Хаммер» изначально ведь задуман как брутальная полевая машина, на нём ничего лишнего не должно быть.

Да что ж такое?!…
По обочинам машины стоят в полтора ряда - не разъехаться, я и так-то еле их объезжаю. Сзади за «Короллой» ещё двое, а «Хаммер» мне чуть не в бампер упёрся.
Нет, он точно не знает, что здесь одностороннее… Вот же знак висит, прямо перед ним.

Открыл окно, показал на знак рукой, снова закрыл.
« Хаммер» остановился. С правого переднего спрыгнул здоровенный амбалистый парень, рванулся в мою сторону.
На полушаге крутанулся, вернулся к машине, полез в бардачок. Вытащил брошюру какую-то - атлас Москвы по виду – и снова ко мне.
…Зачем-то плюнул на атлас…
Снова плюнул…
…Недоволен, что ли, организацией движения в Центре?…Так не я же это составлял.
Ну да, много непродуманного, конечно.

Амбал в несколько шагов-прыжков вырос около моей двери, дёрнул за ручку.
Ещё раз плюнул на атлас и прижал брошюру к стеклу, она прилипла, поползла ниже и медленно начала отпадать.
Разводы слюней на обложке - как пузырьки в янтаре маминых бус.

Через атлас он шарахнул локтем в стекло, оно пошло сеткой трещин, но не выпало. Второй удар вбросил тянущиеся как леденцы, осколки триплекса в салон, рука амбала нашарила на дверце ручку, открыла её и распахнула неестественно далеко.

( - как он так быстро нашарил предохранитель?! – отстранённо подумал я, - у него тоже «Фокус»?
Или существует наработанная методика открывания разных моделей путём выдавливания бокового стекла?)

Дверь неприятно чвакнула. Наверно, наружный залом. Если Яша не поправит, придётся в сервис ехать, а случай не гарантий…

Резкая боль в щеке. Сквозь брызнувшие слёзы я осознал, что Амбал, глубоко всадив два пальца мне в рот, между деснами и щекой, вытаскивает меня из машины.
Боковым зрением зафиксировал:
- человек справа от «Фокуса»…, распахнутые двери…, голос Алёны. Закричал Пашка… Алёна некрасиво завалилась в гору льда и снега у бордюра…

Жёлтая куртка Павлика в воздухе… как она может так лететь? Неужели Павлик там, в ней…?!

…Тупой плюх…Крик Алёны…Ещё тупой плюх…

У меня перехватило дыхание, правая рука заломлена вверх и назад. Кисть, локоть и ключица разламываются и горят огнём.
Я согнут, бегу перед Амбалом, уткнувшись носом в асфальт, как собака-ищейка.
Чтобы не упасть, ритмично отталкиваюсь левой рукой от грязного февральского тротуара.
…Размокшие окурки, целлофановые обёртки, пивные пробки, мокрая снеговая каша…

Передо мной блестящая хромированная труба ( - порог областного «Хаммера», не знающего правил?).
Дверь открылась, на трубу опёрлась нога в чистейшем чёрном ботинке.
Кожа ботинка такая мягкая даже на вид ( «шевро»? – высунулось невесть откуда застрявшее слово), что кажется перчаточной.

Снова крик Алёны.
Павлик в мокром снегу, новая жёлтая куртка.
Грязь, талая вода подтекает из-под снежной кучи.
Двойной дренаж…

- Ты что, уёбок, факи нам в окно крутишь? Тебе ж, пидорасу сраному, мигали…?!
- Так одностороннее же здесь… Я не фак…, я на знак показывал.
- Тебе, пиздёныш, кто слово давал? Замолчал, быстро!
Щас так пригну, блять - свой хуй пососёшь, если не знаешь, чем рот занять. Понял, нет?
( - прозвучало как «поэл»)
- Да…
- Не поэл! Тебя, чмыря бородатого, не учили, как разговаривать?!
В рядах не служил ни хуя?! Обращаться не умеешь?! Не «да», а «так точно»!
Глаз не поднимать!

( - как у Булгакова прямо… « В рядах» - это в армии? Не служил, да…
Глаз мне и при желании не поднять…
Тротуар… Грязный снег…Проходящие сапоги и ботинки деликатно огибают нашу группу. Будто здесь не выламывают руку из сустава, а один коллега отряхивает другому пальто.
О-о, как же боль…)

- Ты поэл, нет?!
- Понял… Так точно…

- Ну, вы объяснили юноше, что надо уступать старшим дорогу? - голос хозяина шевровых ботинок ударил сверху в мою разламывающуюся ключицу. – Вы поняли, юноша?

Развалистый, благожелательный голос. Этому голосу неизвестно об огне в разрывающейся ключице и надломленном среднем пальце, он искренне хочет устранить возникшее недоразумение.

- Да. Так точно… Да! Да!!!
- А парень-то понятливый? А, Дима?
- Так точно, быстро всё понял. Не доходит через голову, дошло через ноги, – Амбал Дима поддёрнул меня вверх, носки стали отрываться от земли, в ключице взорвалось хрустящее пламя.
- Не стоит, Дмитрий. Наказание должно быть адекватным. Машинку его, вижу, отогнали уже?
- Так точно.
- Ну, так сделай юноше назидание, что факи крутить нехорошо и…
- Я не крутил, я на знак показ…

Из выломанного среднего пальца в запястье хлестнула молния и сразу же погасла под встречной плитой боли, рухнувшей из ключицы.
Теряя сознание, я попытался сделать сальто вперёд, чтобы спасти рвущиеся пястные связки и хрустящую ключицу.

Оттолкнулся ногами от асфальта, смех Амбала Димы…, лёгкая неощутимая на фоне пылающей руки боль в носу, лимонный запах от ботинок «шевро»…неужели в гуталин добавляют лимонную отдушку?
Мокрый снег, белая вспышка, тьма.

…………………………
…………………………
…………………………
…………….

Мой день рождения – 3 апреля. Ар-Бор позвонил раньше родителей, но позже бабушки из Набережных Челнов.
Трубку, правда, я снял не сразу.
Совсем не сразу.
Без феназепама я давно уже не засыпаю. Поскольку на работу вставать не нужно, ложусь поздно – часа в три ночи. Строю планы.
Строю, отбрасываю и снова строю.

- Приветствую. Крепко спишь. Но не завидую.
Сон у тебя накануне суда вряд ли крепкий и хороший.
Вместо поздравления с днём рождения у меня вот что: постарайся осмыслить и порадоваться - Дергунов согласен прекратить дело.
Да, заявление об отсутствии претензий ты, безусловно, должен будешь написать по всей форме.

Дергунов…
События последних месяцев - всё, о чём я постоянно думал днём и ночью, стянулись в моей мутной голове, как масло на воде. Будто и не спал.

Непринятое заявление в милицию. Второе заявление с результатами моего и Павлушкиного медицинского освидетельствования. Тоже не принято.
…Письмо в прокуратуру и третье заявление в милицию… Борька, спасибо, помог советами.
(Борька - мой двоюродный брат, следователь Дорогомиловской межрайонной прокуратуры. «В овраге » - как он её называет из-за расположения).
…К моменту подачи третьего заявления я узнал о возбужденном ( с ударением на «У») против меня деле. Не административном – уголовном.
Могутов Дмитрий Юрьевич – потерпевший. Обвиняемый – я.

…по факту нанесения Могутову Д.Ю. телесных повреждений средней тяжести…
…из хулиганских побуждений нанёс повреждения автомобилю «Хаммер-2», госномер такой-то…, выразившиеся в многочисленных нарушениях лакокрасочного покрытия, полного разрушения крепления наружных зеркал, разрезания и прокола бескамерных шин.
Медицинское освидетельствование Могутова, многочисленные свидетели.
( -якобы «разрезывание шин» и «отбитие зеркал» я проводил с помощью секатора-сучкореза на длиной ручке. В моём дежурном наборе садовых инструментов действительно есть два секатора, но кто мог знать про этот комплект в багажнике?)

…быстрое первое и второе слушание. Я – обвиняемый, наглое чудовище судья Повиликин, отказ Алёны от собственных свидетельских показаний, моё (с Борисом) обжалование, роскошное здание Мосгорсуда на Богородском валу. Возвратить на повторное слушание ввиду…
…прячущий глаза Борис. «Отступись, не выё..вайся, посадят же. Я еле добился, чтоб в СИЗо не закрыли»…
…слёзы мамы…голос Павлика в трубке: « Пап, меня с рукой на операцию опять…»
…увольнение с работы – «отбирают городской заказ - ты ж понимаешь, на меня давят…»
…развод с Алёной…

- Артур Борисович…
- Послушай. Мне очень тяжело тебе звонить. Очень.
Да.
Я бы никогда не поступил так с тобой, если б не люди. Ты ж понимаешь: городской заказ на два года – это гарантированная оплата для всех двухсот человек. Положение дел на фирме ты знаешь. Мы ж с тобой разговаривали про всё про это…
Тем не менее, я подлецом себя чувствую.
Нашёлся человек, мой старый знакомый, мы с ним вместе ещё у Промыслова работали. Помог на Дергунова выйти.
Поверь, этот вариант – находка. Дергунов – я ж тебе говорил – занимается областной землёй, через него проходят все значимые решения.
Никто с ним связываться не будет. По крайней мере, по твоему поводу.
Прошу тебя, соглашайся. Дальше всё пойдет необратимо. Не-об-ра-тимо.

Артур Борисович помолчал и добавил:

- Чтоб тебе совсем было понятно, я взял на себя ландшафтные работы на пяти гектарах. Бесплатно. Представляешь себе?
Ещё раз прошу - соглашайся. Отступись.

- Спасибо Вам, Артур Борисович.
Серьёзно, спасибо.
…Кто-то приедет, чтобы заявление составить?

- И тебе спасибо. Детали я не уточнял, позвонят тебе эти животные, - Ар-Бор выдохнул:
- … Твари, просто твари!…когда уж нажрутся только, чтоб кровью просрались!
Я Максиму сказал, он тебе деньги привезёт за Нелидовский заказ. Идея-то твоя блеск просто оказалась.
Держись. До свидания. Через месяца три всё уляжется, вернёшься к нам.
Прошу - отступись.



Я отступился.
Я давно уже отступился.
Я больше не мог возвращаться ни мыслями, ни словами, ни показаниями к мокрому снегу, летящей жёлтой куртке, отламывающемуся пальцу с рвущейся ключицей и запаху лимонной отдушки.
Я смирился, что мне присудят четыре года заключения за хулиганское нападение на Амбала Диму и нанесение материального ущерба автомобилю «Хаммер».
Смирился с потерей работы и жены.
Смирился, что, освободившись, буду видеть Павлика, когда разрешит Алёна. Если ещё разрешит бывшему заключённому в пресловутом возрасте Христа.

День за днём садился за стол, бессмысленно водил курсором по ландшафтным схемам и строил безумные планы.
Ближе к вечеру съедал «Доширак», запивал водой из-под крана и строил планы.
Глотал на ночь полдюжины глицина, ложился в постель и строил фантастические планы.
Просыпаясь, таращился в темноту, не понимая: это было во сне? - или я наконец-то сжёг, расстрелял, закопал, утопил, задушил Дергунова с Амбалом Димой?

Я не умел обращаться с огнестрельным оружием – держал его в руках два раза в жизни. А если б и умел – где бы мне его взять?
Да если б и достал … Выстрел – и Дергунова с Димой нет.
Они даже не поймут, что произошло, а я опять останусь наедине с жёлтой курткой, пивными пробками в мокром снегу и кожаными ботинками, пахнущими лимоном. Навсегда.

Обмусолил и выбросил все киношные варианты со стрельбой, взрывчаткой и автокатастрофами – я не умею стрелять, взрывать и метать ножи. Машины у меня тоже нет – забрала Алёна.

Я сбрасывал на Дергунова бетонные плиты, кидал в открытый люк машины бутылку со ртутью, давил его машину бульдозером, подкапывал под ней дорогу, пробивал днище бензобака из канализационного люка.
Переодевшись в милиционера, останавливал « Хаммер» и…
И открывал очередной гнусный «Доширак» с клубочками макаронных червячков внутри.

Классические варианты мести прекрасно описаны у Эдгара По и Дюма.
В «Бочонке амонтильядо» оскорблённый мститель ведёт обидчика в подвал особняка и, приковав к стене, медленно замуровывает в нише.
Хороший вариант! Достойный.
Гадина успевает всё вспомнить, понять и ужаснуться.
« Ради всего святого, Монтрезор! – Да, ради всего святого»

Монте-Кристо тоже безупречно выстроил свою схему. Никаких внезапных выстрелов и взрывов. С каждым злодеем ведётся подробный разъясняющий диалог.
Но у меня мало того, что нет особняка, куда я бы мог пригласить Дергунова – мы живём с ним в принципиально разных мирах.
Как хомячок и акула.
Как астильба Арендса и тимьян.

После того, как в двух детективных агентствах, услышав фамилию «Дергунов», невнятно замычали и, вместо обсуждения условий договора, озаботились моей личностью, а также причинами моего интереса к детализации перемещений господина Дергунова, я стал следить за Дергуновым сам.
На «Кавказ-такси».

В «Красной Розе», оказывается, находилось агентство недвижимости «Knight Frank», туда он приезжал регулярно.
По Москве отчаянные джигиты на коптящих «шестёрках» не отставали от Дергуновского «Хаммера»( через неделю я знал и другие его автомобили), главное было – не рисковать. Не висеть долго на хвосте, не бросаться в глаза, менять машины.
Я изучал маршрут Дергунова по кусочкам.
За два месяца джигитовки на кавказских такси начал отличать заунывную бакинскую музыку от тянущей гянджийской, узнал про особенности отношений между лакцами, даргинцами и аварцами, и сложил поминутный график движения Дергунова.

И что мне было делать с этим графиком?
Дергунов, «занимаясь землёй», перемещался между подземными или охраняемыми стоянками офисных центров и правительственных учреждений, ужинал в ресторан-клубе «Валежник», жил в посёлке « Золотая ель».
Везде охрана, пропускная система, шлагбаумы на въезде.

Дергунов существовал в охраняемом мире акул, хомячков туда не пускали.
Даже подбежать и ткнуть его ножом я бы не сумел – Дима (иногда с напарником) следовал за ним неотступно, сажал и выпускал из машины, закрывая корпусом подход. Занятия подмосковной землёй – серьёзные занятия.

Требовался совершенный, очень продуманный план.

План, учитывающий все случайности.
План, позволяющий действовать на стыке наших с Дергуновым миров.
Как в блестящем рассказе Стивена Кинга «Кадиллак Долана».
Другое дело, что при всех реальных подробностях продуманного Кинговского плана, само исполнение было абсолютно нереалистичным.

Я разработал совершенный и продуманный план. Он представлялся мне вполне реалистичным, но оказался абсолютным и совершенным говном.

Я рассчитывал на условно-охраняемую стоянку у НИИ советских времён: в здании НИИАА им. Семенихина арендовал площади «РБК» - Росбизнесконсалтинг, Дергунов заезжал туда каждую пятницу.
Шлагбаум открывал по пропуску нелепый дедок, но за пятьдесят рублей он, кряхтя, пускал «постоять» всех подряд.
Через не полностью огороженную стоянку к метро «Калужская» проходила оживлённая пешеходная тропа.

На этот раз он приехал на 760-й «БМВ» серого цвета.
Первым вылез Дима.
Осмотрелся - по-волчьи, поворачиваясь всем корпусом - открыл дверь, выпустил Дергунова.
Через четверть часа я прошёл мимо машины – водитель, отвалив спинку сиденья, спал.

Я отошёл за фруктовую палатку, вытащил шило и принялся протыкать у горлышек четыре заготовленные пластиковые бутыли с бензином, не вынимая их из своей сумки.
Четырнадцать, двадцать восемь…, сорок две…, пятьдесят шесть дырок. Из сумки резко запахло бензином.
Осталось на ходу подпихнуть сумку под машину, бутыли завалятся на бок… и, дождавшись возвращения Дергунова, просто бросить издалека сигарету.

Ну, вперёд!

«Ну что, твари, - скажу я мечущимся в огне скотам, - теперь будете…»

- Ты что здесь трёшься, гнида бородатая?! Я, блять, смотрю на монитор, глазам не верю! Сначала думал – обознался!
Ни хуя себе – неуловимый мститель! Ну, чмырюга, ща тебе очки твои в очко вставлю, а потом, как обещал в тот раз – пососёшь у себя!
Вот пидор, бля! Теперь пизда тебе наступит! - схватив меня за кадык и поворачивая к себе боком, Дима привычно потянулся к моей правой руке. У меня хлынули слёзы, я задыхался.

Сейчас заломит мне руку, потом откроет сумку… - это конец.
Я, поджав ноги, резко присел, Димина рука на секунду сорвалась с моего горла, и я впился в неё зубами.
Амбал рявкнул так, что я вздрогнул, дёрнул головой, и, отхватив от Диминого запястья кусок кожи с мясом, бросился бежать.

Меня спасла фура, проползавшая по узенькому одностороннему Старокалужскому шоссе.
Я проскочил перед самым бампером, даже на ходу оттолкнулся от металла руками, чтобы хоть как-то увеличить расстояние между мной и грузовиком.
Дима чуть отставал от меня, ещё секунд десять фура перекрывала ему дорогу.

Инстинкт бросил меня влево от широкой пешеходной дороги, я метнулся мимо палатки с шаурмой на территорию автобазы и запетлял между зданиями ко второму выходу.
На бегу осознал, что так и сжимаю зубами клочок Диминой кожи. Выплюнув волосатый шматок, я швырнул бензиновую сумку в сторону забора и бросился к воротам.[/mat]

[Ворон]

[mat]Ну и вторая часть,заключительная.


Устроиться в ресторан «Валежник» я и не пытался.
Не возьмут они никого с улицы. Или откажут, или начнут проверку какую-нибудь.
А, вернее всего, охрана даже за шлагбаум не пустит.

…Мусоросборочная машина выезжала с территории «Валежника» в шесть тридцать, шесть тридцать пять. За два раза я засёк её следующую точку – в Петрово-Дальнем, около остановки.
До неё мусоровоз доезжал по Ильинскому шоссе за двенадцать-тринадцать минут. Остальные точки по разным причинам не годились.
Татарский - как почти на всех московских мусоровозах - экипаж работал чётко и слаженно. Рассчитывать я мог минуты на четыре максимум.

…Из-за поворота показалось оранжевое пятно, я натянул кепочку на бритую налысо голову, похлопал веками (никак не могу освоиться с линзами, по утрам особенно тяжело) и быстрым шагом пошёл от остановки к мусорным контейнерам.

Машина уже дожёвывала первый бак, когда я, проходя мимо, бросил бумажный пакет в сторону контейнера.
Расчётливо не попал.
Пакет треснул, обнажив жалкое содержимое: пустую банку рыбных консервов и смятую пачку из-под молока.
Метнулся поднять из гадкой вонюче-масляной лужи. Исправить ошибку, типа.

Выпрямляясь, задел головой о борт мусоровоза.
- Бутле кут-т! - сквозь зубы, но с необходимой настройкой громкости выругался я.
… Кутак щайнап кутне сокла! - и, чтобы пресечь ожидаемый ответ на татарском, испуганно втянув голову в плечи, обратился к экипажу:
- Вы извините, помешал вам. Не спал – из-за этого. Извините!
- Да, земляк! – старший экипажа, крепкий быстроглазый парень, засмеялся. – Ты чуть бункер нам головой не разбил - да! А нам платить, а?!
Откуда сам?
- Из Челнов.
- О! У меня жена оттуда! А сам – вроде на татарина не особо похож, а на нашем хорошо ругаешься, а?!
- Ну, так…! Во дворе, в школе все вместе были, понимаю немножко.
- В Челнах где жил? Или живёшь…?
- Давно уехали уже, я в седьмом классе был. На Гидростроителей. Напротив гостиницы, в пятиэтажке.
- Ну, это ГЭС, знаю, да. У жены на Сайдашева родители живут.
- Сайдашева – это где рынок?…
…………………………
…………………………
…………………………
……………..
- …Помоги, Ильяс! Ты ж всех знаешь здесь. Я – садовник-декоратор со стажем. Два образования – незаконченное медицинское и Лесотехническая Академия. Если по науке – ландшафтный архитектор. Подписался на работу за границей, остался без документов, без ничего, жить негде.

Я говорил чистую правду. Квартиры у меня уже не было, жил на даче институтского приятеля. По меткому выражению Амбала Димы, мне действительно «наступила пизда».


- Подрабатываю в домах – где заплатят, где нет.
В офисном центре, в доме отдыха каком-нибудь… Помоги. Ты же здесь всех знаешь. Завхозы там, начальники эксплуатации, садовые службы…
А, Ильяс…?
А если с жильём, я всё буду делать, что скажут. Я тебе…Вам за четыре месяца зарплату отдам. Вот осталось полторы тысячи, - я вытащил жидкую пачку долларов, - аванс сразу отдам? Поможете?

Ильяс увидел доллары и подсобрался.
Он серьёзно осмотрел меня снизу доверху, я подтянулся и стащил с головы кепку. Вытаращил глаза, стараясь придать лицу ландшафтно-архитекторское выражение.

Видимо, выпученные глаза, гладко выбритые щёки вкупе с сияющим шаром головы послужили убедительным приложением к моей финансовой оферте - взгляд Ильяса помягчел.
- Мобильник-то есть у тебя? Куда звонить?
- Есть, конечно, Ильяс! Восемь – девятьсот шестнадцать – шестьсот тридцать…

Ильяс записал номер, проверил, подал мне руку.
- Не грусти, земляк! Позвоню на днях! Есть пара мест, там такой человек точно нужен! С документами тоже можно помочь. Только отдельно заплатишь.

Через неделю я с паспортом Фарбода Сакитова работал в «Валежнике».
Ещё бы им не нужен был «такой человек»- квалифицированный ландшафтник плюс садовник плюс «прислуга за всё» - за пятьсот долларов с проживанием и кормёжкой!
Отставник-начальник паркового хозяйства, даже поблагодарил Ильяса. Уверен, Ильяс ещё и с него слупил за рекрутинг.

Из всех столичных ресторанов и клубов «Валежник» выделялся тем, что, находясь в лесу, превратил прилегающие неудобья в место возбуждающей охоты. Она будоражила нервы и притягивала всю Москву.
Так и говорили, похохатывая: « Валежник» жжот!»

Прямо из-за столика, не меняя пятисотдолларовые ботинки на болотные сапоги, можно пройти по лабиринту живой изгороди на «точку» и пострелять.
В вольерах с замаскированным под кустарник ограждением и верхней сеткой содержали уток, тетеревов, фазанов и глухарей. Подбитую дичь сразу же уносили на кухню – приготовить и подать удачливому стрелку в соответствующем антураже.

Возможность пострелять пернатую дичь владельцы «Валежника» продавали всем - по прейскуранту.
А вот, чтобы удостоиться права засадить из карабина «Лось» в кабана и оленя, требовалось личное знакомство с владельцами. Поэтому о разумности расценок речь уже не шла.

А для элиты…
Для элиты существовали медведи и волки – и здесь выбор покоился на показаниях сверхточных кулуарных рублёвских весов.
Роль гирьки, отмечающей нужный вес, играла специальная медвежья пуля Ширинского-Шахматова.
Только высокий политико-финансовый вес стрелка и только на текущий политический момент давал право жахнуть с горки шестнадцатым калибром по рычащему медведю, находящемуся в нескольких шагах, за редкими кустами.
С человеком, вечером стрелявшим в «Валежнике» по волку и медведю, совершенно иначе здоровались в московских кабинетах днём.
Даже стоянка у «Медведей» была особая, дальняя: у боковой - «неогневой» - ограды вольера с хищниками. Чтобы присмотреться заранее к своему зверю.

Иллюзия смертельной опасности ценилась так высоко, что денег за неё владельцы «Валежника» не брали.
Избранные гости платили бОльшим.

Тропинки и живые изгороди ( маршруты стрелков не пересекались ), искусственное редколесье, куртины и вьющиеся растения поверх электрической проволоки вольер - не говоря уже о клумбах, рабатках, рокариях, беседках «для встреч» и четырёх альпийских горках – всё нуждалось в постоянном уходе и внимании.
А ещё того лучше - в кардинальной реконструкции.

Поданный мной через полтора месяца план реконструкции был основан на двойном дренаже и замкнутой системе ручейков-арыков, разделяющих дорожки. Увеличить подпор воды на верхней прудовой плотине, развести арыки по всей территории и засадить берега так, чтобы они не просматривались ни зимой, ни летом.

План так понравился владельцам, что мне повысили зарплату на триста долларов и вручили привиледж-бэйдж с красной полосой, дававший право работать во всех зонах клуба-ресторана.
Я уже, впрочем, и без бэйджа везде ходил.

На меня свалили все спорные работы, вечно подгнивающие на стыках должностных обязанностей.
Отвалилась плитка на цоколе? – Федя!
Поставить на кулер в бухгалтерии бутыль с водой? – Федя-а!...
Очумевший от перепоя гость выворотил колесом бордюрный камень – Федя, сюда!
Повесить картинку в фойе, помочь разгрузить машину, сломался электропривод, надо сбегать закрыть ворота… - Федя, Федя, Федя!
…И не забывал основных Фединых обязанностей: с утра до вечера подрезал живые изгороди, готовил дренаж вдоль арыков, косил траву. В Красной Зоне бунгало треск газонокосилки не допускался, косили с Сергеичем вручную, литовками. Сергеич обучил меня приятным премудростям косца – не дёргай, не задирай, плавно веди, полотно чаще отбивай…

Ильяс недополучил с меня оговоренное, уехал - родственник устроил его в Казани на хорошее место.

Я прополз через весну и лето как улитка, оставляя клейкий след покорности и трудолюбия.
Не смотреть в глаза, кивать, не спорить. Делать всё для всех.
По собственной инициативе мыл машины избранных «Медведей», старательно сгоняя струёй из шланга в ливнёвку грязную пену.
Избранные воспринимали это благожелательно, расценивая как дополнительную иерархическую льготу.

Спал всего три-четыре часа в сутки.
Сначала думал, что не выдержу и сойду с ума от недосыпания.
Потом привык. Сознание как-то по-другому заработало, а органы чувств необычайно обострились.
Правда, охранник Лёньчик назвал это по-другому: «Глюки у тебя пошли, Федя».

Стал предугадывать обращённые ко мне слова, слышал копошение ползающей в цветке пчелы, за тридцать метров чувствовал табачную вонь брошенного окурка. Без слов разговаривал с кабанами и оленями.

Кабан – прекрасная боевая машина, даже разворачивается рывками, как танк. Хрупает и хурчит, скашивая на тебя занятой взгляд.
Удивительный взгляд оленя – понял, почему на Востоке «олений взор» - высший комплимент для женских глаз. Смотрит чуть пугливо и одновременно с доверчивым ожиданием счастья.

Алёна смотрела не так. На первом плане высокомерие, за ним – сложная смесь кислой настороженности с постоянной готовностью к скандалу.

Я даже удивился, вспомнив про Алёну.
Забыл?…
Забыл.

В сентябре привезли трёх медведей и две группы волков, рассадили по разным вольерам, начали готовить.
Медведи за время неволи и переезда запаршивели, ежедневно приезжал ветеринар.
Волки тяжело отходили от потерянной свободы, лежали, отказывались от пищи. Полиняли.
Выглядели звери не грозно, побито и жалко. А должны быть свирепыми и грозными.

Я по ночам разговаривал с ними, носил с кухни свежие куски мяса с кровью. Потихоньку очухивались.

----------------------------------------------------------------------
----------------------------------

По четвергам Дергунов ужинал недолго.
В восемь часов «Хаммер» въехал на своё «медвежье» место, Дима проводил Дергунова в ресторан и пошёл в «караулку».
Лентяй-водитель сразу зарыскал глазами: «…где Федя?»
Коврики запылились, торпеда несвежая…

Я ползал около стоянки на коленях, выщипывая сорняки. Подбежал, показушно высоко подбрасывая колени, покивал.
Помыл машину, подтащил шланг, согнал пену.
Спросил позволения удалиться и, получив милостивый кивок, продолжил выщипывание на дальнем краю клумбы.

Дергунов вышел к машине в начале десятого, Дима прикрыл за ним дверь, уселся сам. Машина проехала несколько метров и остановилась. Правое переднее колесо спустило.

( Я не рискнул действовать просто шилом, мне требовались надёжные проколы. Пассатижами загнул кончик шила узким крючком и подточил место сгиба. Получился почти индонезийский крис – крючок, выходя из резины, раздирал края и вытаскивал за собой лохмотушки )

- Эй, Федя! – водитель махнул рукой. Дима и Дергунов вышли из машины, встали неподалёку.

Под водилиным руководством я открыл багажник, отсоединил от левого борта огромную запаску - до чего ж тяжёлое колесо!!! Килограмм сорок точно есть…
Поддомкратил машину, снял-поставил.
Потупив глаза, подкатил спущенное к багажнику.
Попытался поднять, охнул, оступился, упал за бордюр.

Упавшее колесо чуть не испачкало Димины ботинки.
Я жалко стонал в траве. Прискуливал даже.

Дима хмыкнул, взял у водителя перчатки в липкую крапчатую точечку.
- Ну, что – взяли?! Да, ёпта, в нём и центнера-то нет!

Они сделали шаг, второй. Дима держал свой край колеса на отставленных и вытянутых руках, чтобы не испачкать обшлага костюма. Манжеты белели в сумерках.

…Зажило у него укушенное запястье? – подумал я.

Белые манжеты – хороший ориентир.
Продолжая поскуливать, я поддёрнул к себе запрятанный в траву полуметровый сучкорез Fiskars c силовым приводом для толстых веток, встал, сделал три больших шага, и перекусил Диме сначала левое, а потом правое запястье.

Нажимая на длинные рукоятки, я сначала дёргал ими под углом, добиваясь точной посадки, чтобы опорное лезвие надёжно попало под головку локтевой кости запястья–caput ulnae, а уж потом нажимал изо всех сил.
Я хотел, чтоб лезвия прошлись по связкам запястья мимо os lunatum-полулунной кости, потому что сомневался, что для широкой локтевой кости усилие ножниц будет достаточным, и не хотел рисковать.

Кисти отпали невероятно легко. Гораздо легче сучков.
Димин край колеса пошёл вниз, водитель выронил свой, и невезучее колесо плоско бухнулось на асфальт, придавив пальцы отрезанных Диминых кистей.
Дима взвыл и всплеснул руками, как жалующийся Пьеро в старом фильме «Буратино», обдав свежевымытую машину струями крови, толкающимися из запястий.
Рухнув на колени, он попытался достать из-под колеса свои придавленные кисти.

…Интересно, какое время необходимо человеку, чтобы осознать факт отсутствия своих ладоней и держательно-хватательного аппарата?
А для того, чтобы примириться с этим фактом? – бэк-вокалом подумал я, делая шаг назад и хватая лежащую в траве косу-литовку.

Дергунов, завороженно наблюдая за Димой-без-рук, тоже сделал шаг назад и стал поворачиваться, облегчив мне задачу.
Ни коса, ни секатор не были предназначены для таких непрофильных работ, а возможность потренироваться у меня отсутствовала. Я боялся, что лезвие косы может завязнуть в тканях, причинив глубокий, но неопасный порез.

Как в школе на уроках труда – режешь пластилин, а нож в нём залипает.

Я сделал плавный мах под колени Дергунова, стараясь точнее попасть на сгиб, поверх большеберцового мыщелка, и повёл косу на себя. Он не упал, не закричал.
Его рука прыгнула к левой подмышке характерным полицейским жестом. Как в кино.

…Пистолет, наверно? Да и чёрт с ним.

Я, не дёргая, без рывков продолжал вести косу. Дергунов шатнулся вперёд, потом назад, крутанулся, пытаясь опереться на машину, и упал.
Со всей силы ударил его по правому и левому локтю пяткой тяжёлой косы – если не достал пистолет сразу, теперь уже и незачем. Локтевые суставы чвакнули как смятые пивные банки.

Теперь оставалось самое главное.
Самое главное и очень быстро, пока не дошло до охраны у мониторов.

- Вы меня - помните?!
« Фокус» на Тимура Фрунзе - помните?!
На мой «Фокус» ехали – помните?! Я – Епифанцев! С бородой и в очках был – помните?!
Мне руку ломали и в суд на меня подали – помните, твари??!!
Ты меня узнал, тварь?!
А ты, Дима?! Ну!!! Ну!!!

Дима отвлёкся от бесплодных и нелогичных попыток вытащить из-под колеса свои кисти при отсутствии таковых и проорал что-то грозно-матерное. Заметно ослабшим голосом, правда.
Кровь всё-таки хлестала из него будь здоров! – мясной бычок такой.
Водитель опустился на асфальт и, не отрывая глаз от быстро растущей кровяной лужи, елозил ногами, пытаясь уползти за машину.
…Кровь хорошо бы из шланга смыть, пока не засохла, - мелькнула в голове практическая мысль.

- И что ж ты, пиздёныш, думаешь, это всё?… – раздался развалистый и неожиданно спокойный голос Дергунова.
… Ты, козёл, пидор гуммозный, даже представить себе не можешь, что я с тобой сде…

- Нет, это не всё. Наказание должно быть адекватным, - ответил я, разворачиваясь в сторону вольера. Уголки я заранее надкусил ножницами по металлу, оставалось только изо всех сил дёрнуть секцию ограды.

«…Не достал бы пистолет. Да нет, теперь разве что зубами вытащит. Водитель? Да нет, слабак…», - мелькали обрывки мыслей.
Этот кусок моего плана был самым слабым, но не решающим.
Пусть стреляет, чёрт с ним. Неважно. Теперь неважно.
Я вцепился в вертикальные стойки ограды и рванул звено на себя. Тяжёлое, гораздо тяжелее, чем я ожидал.
Отшатнулся и разжал пальцы. Металл упал на газон с глухим успокоительным звуком.

Волки стояли вдали, около кустов. Они не выскочили из вольера сразу, несколько секунд стояли неподвижно. Я прошёл полдороги до «Хаммера», когда они побежали. Как-то боком, не спеша, отклонив большие головы в сторону, будто задумчиво прислушиваясь к чему-то.

- В машину, быстро! – крикнул я водителю.
…Не послушает – не надо. Как-нибудь сам управлюсь.

Нет, череда быстротечных событий этого вечера взбодрила водителя – он бросился к левой дверце, я сел рядом с ним.

Звук двигателя, рёв Димы, крик Дергунова, подбежавшие звери.
Меньший по размеру принялся было лакать кровь, растёкшуюся по асфальту, но старший что-то коротко ему буркнул, и они принялись за живую плоть.
Слева, от общей стоянки уже бежала охрана.
Вожак, дёргая лобастой головой, рвал горло отбивающемуся Дергунову, двое других деловито терзали крутящегося на асфальте Диму.

- Трос у тебя в машине есть?! – крикнул я побелевшему водителю.
- Да!!! Нет!!!…Трос-с!!! Ес-сть! - выкрикнул он, вцепившись в руль и прогазовывая в пол на нейтральной. Чёрт знает, что уж там пришло ему в голову относительно моих планов на трос.
Дёрнул огромный рычаг передач, похожий на левостороннее «Г», тронулись. По газонам и клумбам, через арыки – к плотине.
- Газу, газу!! – требовал я.
«Хаммер» скакал и переваливался по клумбам мягко, как на подушках. Хорошая машина всё-таки, несмотря на золотую наружную отделку.

Если троса нет, ничего страшного. Приготовленный канат лежал около ворот прудовой плотины.

Зацепили и дёрнули сразу оба плотинных затвора - и основной, и аварийный.
Водяной вал упал из пруда мутным комом и, снося ограждения вольеров, хлынул навстречу охране в сторону ресторана с Красной и Синей зоной, отсекая от Зелёной.

Кабаны, похрюкивая, устремились в сторону леса. Олени бежали не торопясь, будто бы рисуясь.

Отняв мобильный, высадил водителя у развязки с Новой Ригой, неподалёку от дорожки к больнице.
Отъехал триста метров и наконец-то дал волю сдерживаемой рвоте. Вырвало прямо в кабине, на огромную панель с блестящими винтами.
Бросил машину, пошёл по шоссе.
Поймал «Волгу» в сторону Истры.
Меняя попутки и направления, встретил рассвет в кабине «КАМаЗа» около Воронежа.


Курорт Красная Поляна президента Путина находится выше.

А я работаю в посёлке Красная Поляна, расположенном ниже. В большом саду Аршака Вазгеновича.
Его дом стоит не около Мзымты, ближе к Адлерскому шоссе, а правее, с другой стороны, возле речки Бешенки - узкой, но с диким холодным потоком.
Сад спускается террасами к реке, возле неё всегда прохладно. Земля здесь, хотя и каменистая, но очень благодарная. Аллювиальная почва нижних террас на верхних сменяется перегнойно-карбонатной, плотно проросшей таинственным «адамовым корнем» - тамусом.

Убедил хозяина не выкапывать весь тамус, для его любимых роз места и так хватит с избытком. А тамус, несмотря на ядовитые ягоды, имеет корень с фантастически целебными свойствами. И почти неизученными.
Я живу в комнате «малого» флигеля, есть печка, тепло, хорошо кормят. Встаю и ложусь с солнцем, ни с кем из обслуги не разговариваю, да и со мной никто не говорит.

Только Аршак Вазгенович. Только вечером. И только про сад.
Он хорошо понимает цветы и растения; не приказывает, а рассуждает вслух - советуется со мной, что где сделать.
Я в основном киваю, говорю мало, смотрю вниз.

Сегодня поднял глаза, потому что Аршак заговорил со мной не про сад.

- Послушай, Фёдор. Не отвечай сразу. Послушай и подумай.
Я у тебя не спрашивал, кто ты, откуда пришёл, и что с собой принёс. Я людей вижу. Ты за восемь месяцев ни на одну женщину не посмотрел, но ты не гётферан. Нет.
С людьми не говоришь, но они тебя боятся. Весь посёлок боится. А собаки мои любят. Кавказская овчарка – самый умный зверь. Умнее людей.
Глаза у тебя всегда внутрь, в себя. Холодный огонь в себе носишь, он тебя сожжёт.

…В Москве есть человек, который сделал мне большую подлость.
Я хочу, чтобы он ответил за свою подлость. Я уверен, ты можешь сделать с ним то, что я хочу.
- Что за подлость?
- Я был уверен, что ты про это спросишь. Не про деньги, а про это.
Это судья. Осудил моего племянника Лалаяна. Студента. Единственный сын у отца. Несправедливо осудил, подло. Я отдал семьдесят тысяч, он ничего не сделал.
Ни по закону, ни по совести, ни за деньги.
В той Лаликовой компании у всех остальных отцы – большие люди, а его отец, мой брат – врач-рентгенолог. Кто такой сейчас рентгенолог?
В колонии Лалаяна убили. Через три месяца. Независимый парень, с резким характером. Зарезали как барана.
Брата похоронил через два месяца.
Подумай об этом.
Я тебе за это хочу заплатить так: куплю тебе дом с участком. Хорошее место, далеко только. Но тебе, думаю, чем дальше - тем лучше. Да?
На Эстонке, повыше в горы… - знаешь?

Я кивнул.

- Будешь там жить, тебе надо женщину, детей. Надо забывать обо всём, что у тебя было. Иначе сгоришь.
Подумай.
Есть люди, кто мог бы мне помочь, но это всё мясники, бандиты.
Я не хочу.
Ты же знаешь мой бизнес – форель. Я не бандит, не уголовник.
Я хочу, чтобы этот гётферан-судья ответил за свою подлость так, как я хочу.
Подумай.
- А какой суд?
- Хамовнический. Хамовнический районный суд.
- Седьмой Ростовский переулок?

Аршак отшатнулся.
- Да. А…
- Фамилия судьи – Повиликин?
Аршак молчал и смотрел на меня. Полез за сигаретой, закурил.
- Нет. Но Повиликин там есть. Через него деньги давали. Откуда ты знаешь?
- Один японец сказал: «Всегда готовься к встрече заранее».
Я подумаю, но я согласен.

Я готов к этой важной встрече. С судьёй-гётфераном, с судьёй Повиликиным и с Диминым напарником – тем самым, кто вышвырнул Павлика из машины плечом в бордюр.

А Павлику понравится в Красной Поляне, хорошо здесь необыкновенно. Правда, на уроки далеко будет его из Эстонки возить, но зато школа здесь замечательная – лёгкое красивое здание, даже не верится, что в советское время построено.[/mat]

[Alex R]

Мне нравитца, даффай исчё, хочу продолжения про армию

[Мечтатель Вова]

юмор? =))) но я тож про армию хочу продолжения. в приведенных ссылках нет продолжения о судьбе криницина, или я криво смотрел? не хочу продолжать читать оставляя пятно.

[ILS]

Ворон, редискО, "почти нет матов" не означает, что они допустимы без тега

[Ворон]

О.К Выкладываю продолжение про армию.Кстати,господа,оставляйте почаще ваше мнение о прочитанном,именно оно даёт мне индикацию,продолжать,или не надо,и каких авторов выбирать.О "Кирзе" до вас высказался только Илс,и высказался негативно.Потому продолжение и не выкладывал.
И так,глава вторая."Духанка"


[mat]Нам ничего нельзя.
Нельзя садиться на кровать. Нельзя совать руки в карманы. Нельзя расстёгивать крючок воротника, даже в столовой.
Чтобы войти в бытовую, ленинскую или каптёрку, мы обязаны спросить разрешения находящихся там старых.
Иногда говорят “заходи”, иногда - “залетай!”
Если последнее, то отходишь на несколько шагов, растопыриваешь руки, и изображая самолёт, вбегаешь.
В туалете курить нельзя, могут серьёзно навалять. Только в курилке, и только с разрешения. Да и то даётся время - например, минута. Как хочешь, так и кури.
Все наши съестные припасы - “хавчик” - а так же сигареты и деньги из нас вытрясли. Оставили мелочь и конверты с тетрадками.

Посещать чипок - солдатскую чайную, - нам тоже не положено.
Нельзя считать дни собственной службы - не заслужили ещё. Но мы всё равно считаем.
А вот старому ты в любой момент должен ответить, сколько ему осталось до приказа. Проблема - не спутать старого с черпаком. Иначе навешают такую кучу фофанов, что голова треснет.
Ремни затянули нам ещё туже, чем в карантине. Пригрозили, что если кто ослабит, затянут по размеру головы. Кое-кому из наших в других ротах так уже сделали. Берётся ремень, замеряется по голове от нижней челюсти до макушки, сдвигается бляха и приказывают надеть.
Получается балерина в пачке цвета хаки.
Пилотку тоже заставляют носить по-особому. Не как положено - чуть набок и два пальца над бровью, а натянув глубоко на голову.
Называется - “сделать пизду”.

Фофаны раздаются направо и налево.
Но по сравнению с “лосём” это ерунда.

“На лося!” - орёт кто-нибудь, замахиваясь кулаком.
Скрещиваешь запястья и подносишь тыльной стороной ко лбу.
В образовавшиеся “рога” получаешь удар. Опускаешь руки и говоришь: “Лось убит! Рога отпали! Не желаете повторить?”
Если желают, всё повторяется.
Есть ещё разновидность “лося” - “лось музыкальный”. Медленно скрещивая руки, должен пропеть: “Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь!..” Получив, разводишь руки в стороны и продолжаешь: “Всё мне ясно стало теперь!..”

Вторично принимали присягу. На этот раз “правильную”. Ночью в туалете.
Выстроили всех со швабрами в руках на манер автомата.
Мы читаем такой текст:

Я салага, бритый гусь!
Я торжественно клянусь:
В самоходы не ходить,
Про домашнюю про хавку
Основательно забыть.
Деньги старым отдавать
Шваброй ловко управлять.
Службу шарить и рюхать
Я клянусь не тормозить,
Стариков своих любить!

Тут мне уже не до силлабо-тоники.
На душе мерзко. Не знаешь, чем всё это закончится.
В тёмном окне я вижу наше отражение. Лысые, в майках, трусах и сапогах. Со швабрами у груди.
Остро пахнет потом и хлоркой. В туалете холодно. Снаружи идёт дождь и мелкие капли влетают в раскрытую форточку.
Я, Макс и Паша Секс стоим у самого окна, и наши плечи покрыты холодной влагой. Чуть дальше остальные – Кица, Костюк, Гончаров и Сахнюк. Нет только Чередниченко – того заслали куда-то.
Страшно и противно.

- А теперь целуем вверенное вам оружие! - командует Соломонов, длинный и худющий черпак. - Что не ясно?! Целуем, я сказал!
Одна за одной швабры подносятся к губам.
Кица нерешительно разглядывает деревяшку и получает пинок в голень.
Нога его подламывается в колене, он охает и опирается о швабру. Мощный, мясистый Конюхов бьёт его в грудь.
Мы с Максом переглядываемся.
По идее, имеющимся у нас “оружием” мы можем попробовать отмудохать всю собравшуюся толпу. Но это если не зассым и нас поддержат другие. А судя по лицам, не поддержат.
Вспомнился Криня, Криницын с его “один за всех и все за одного”. Первый же и получил, едва в часть попал. И никто за него не вписался.

- Там, в спальном, ещё человек сорок, - негромко говорит нам уловивший наши мысли Паша Секс.
- Ты чо там пиздишь?! - Соломон подбегает и бьёт Пашу в голень.
Паша кривится, но терпит.
От Соломона несёт перегаром. Глаза карие, мутные и пустые. Нижняя губа отвисает. Вид у него удивлённого дебила.
Паша бросает швабру на мокрый кафель и негромко говорит:
- Я целовать швабру не буду.

Надо что-то делать.
Голос у меня срывается, я злюсь на это, и сипло выдавливаю:
- Я тоже.
- Та-а-ак!.. - тянет Соломон и оборачивается к батарее. На ней восседает сержант в накинутом на тельняшку парадном кителе.
- Колбаса! - кричит сержант в приоткрытую дверь туалета.
Колбаса - шнур, солдат, прослуживший полгода, вбегает почти сразу же.
Борода, такая кличка у сержанта, скидывает китель ему на руки и командует: - Съебал!
Колбаса расторопно исчезает.
Борода словно нехотя слезает с батареи и не спеша подходит к нам. Разглядывает всех троих.
Я так хочу ссать, что все мысли об одном - не обмочиться бы прилюдно.

- А ты? - спрашивает Борода Макса.
Макс быстро подносит древко швабры к губам, обозначая поцелуй. Борода треплет его по шее и отталкивает в сторону.
Теперь мы с Пашей у окна вдвоём.
Макс стоит и смотрит куда-то вниз и в сторону.
В карантине он злился на полученную кличку и не отзывался на неё.
Теперь кличка подкрепилась поступком. Здоровый, спортивный малый за месяц с небольшим превратился в трясущийся студень.
В Холодец.

Борода бьёт умело, и становится ясно - долго мы не продержимся. Особенно ловко сержант орудует ногами. Мы то и дело отлетаем к умывальникам, натыкаясь на чьи-то руки, и нас выталкивают обратно.
Меня впервые бьют вот так, равнодушно, расчетливо и без ответа с моей стороны. Был бы другой момент – я бы посмеялся. Одна из причин, почемы меня поперли из универа – драка в общаге.
Неожиданно побои прекращаются, и нас больше не трогают, лишь заставляют отжиматься под счёт.
Делай раз! Опускаешься к полу. Делай два! Выжимаешь тело вверх. Делай раз!.. Делай два-а!..
Соломон харкает на пол, и теперь моё лицо прямо над его харкотиной. Когда я опускаюсь, я вижу в мелких пузырьках отражение тусклых и жёлтых сортирных ламп.
Главное - не упасть.
Борода меняет тактику:
- Так, Секс и Длинный отдыхают. Все остальные - упор лёжа принять!
Вот это хуже. Называется - воспитание через коллектив. Твои товарищи начинают смотреть на тебя со злобой уже через пять-десять минут.
Криню, я слышал, избили вчера свои же. На зарядке Криня заявил, что устал. Его насильно оставили отдыхать, а остальных загоняли так, что те еле доползли до казармы. После отбоя старые усадили Криню на табурет, а вокруг него отжимались другие. Под Кринин счёт.
Потом старые ушли, сказав: “Разбирайтесь сами.”
На Крине живого места не осталось.

Судорожно пытаюсь найти выход, хоть что-то сказать. Ничего не могу, лишь страх, один только страх... Пашка, кажется, ушёл в себя и отрешённо наблюдает за происходящим.
Мы оба понимаем, что влезли в большую залупу, и теперь можем надеяться лишь на чудо.
Я пробую вспомнить лицо печального дедушки с бумажной иконки, что подарили нам в поезде бабки-богомолки. Куда делась иконка, и как звали изображённого на ней старика, я не помню.
Почему-то мне кажется, что это был Никола-Угодник.
Никаких молитв я не знаю, поэтому просто прошу его помочь.
- Шухер! - вбегает дневальный. - Дежурный идёт!
- Быстро по койкам! - командует Борода. - Суки, резче, резче!
Мы несёмся в спальное помещение.
Лупя нас кулаками по спинам, следом бегут деды.
Все успевают улечься, но дежурный, какой-то капитан, долго ещё расхаживает по казарме, словно заподозрив что-то.
Постепенно все засыпают.
Фамилия капитана, потом я узнал, была Соколов.
Много позже мы сильно сблизимся, до дружбы. Несмотря на разницу в возрасте и званиях.
Но это потом. А сейчас я проваливаюсь в тяжёлый короткий сон.

Подшивались ночью, или просили дневального разбудить за полчаса до подъёма.
Костенко, плотный, как племенной бычок, сержант, если обнаруживает на утреннем осмотре грязный подворотничок, отрывает его одним махом и заставляет раз десять, на время, подшивать и отрывать его снова.
На жалкие оправдания он реагирует всегда одним вопросом:
- А мэнэ цэ ебэ? - и тут же отвечает сам себе: - Мэнэ цэ нэ ебэ!

Щетины у меня почти нет. Но бриться приходится каждую ночь. Если заметят на подбородке хоть пару волосков, могут побрить полотенцем.
Некоторые из нашего призыва уже испытали это на себе.
На лицо натягивают вафельное полотенце для рук и быстрыми движениями дёргают его с двух сторон туда-сюда. Человек вырывается, не в силах терпеть жжение, но держат крепко.
Кожа лица потом багровая, саднит с неделю.

Уборка помещения. Не знаешь, где ты сдохнешь – на зарядке, или тут, в казарме.
- Ще воды! - орёт сержант Костенко
Мы - я, Паша Секс и Кица - в замешательстве. Под каждую койку уже вылито по ведру. Вода огромной лужей растекается по спальному помещению, не успевая стечь в щели пола.
Костенко бьёт сапогом по ведру в моих руках.
- Ще воды, я казав!
Грохоча вёдрами, бежим в туалет.
Вёдра выливаются в проходы между койками.
- Стягивать! - отдаёт команду Костенко. - Три минуты времени!
Плюхаемся на карачки и начинаем гнать тряпками воду в угол. Там Сахнюк и Гончаров собирают её и выжимают в вёдра.
Тряпки разбухшие, тяжёлые и осклизлые. Воду они уже не впитывают, отжимай - не отжимай.
Пальцы у всех нас красные, скрюченные. Руки сводит судорога.
Главное, пока стягиваешь воду, не повернуться к Костенко задом. Иначе от пинка полетишь в лужу и сам будешь как тряпка.

Всё это называется “сдача зачёта по плаванию”.
За две недели, что мы во взводе, на такой “зачёт” мы нарываемся уже не первый раз. Малейшее недовольство качеством уборки - и “плавание” обеспечено.
Особенно любит принимать зачёты сержант Старцев, Старый. Если Костя ограничивается двумя-тремя вёдрами под каждую кровать, то Старый заставляет выливать не меньше пяти. Но сейчас он в наряде на КПП, поэтому у нас относительно сухо.

Во взводе три сержанта - Костя, Старый и Борода. Костя и Старый осенью уходят на дембель. Борода - младший сержант Деревенко - черпак.
“Я вас буду ебать целый год!” - дружелюбно подмигнул нам Борода в первый день нашего появления во взводе. И в ту же ночь подкрепил слова делом.
Пытался приморить меня и Секса за отказ от “присяги”. Два дня не давал нам продыху, пока не вступился Костенко.
“Уймись, Борода!” - набычился немногословный Костя. “Пока это мой взвод. И мои бойцы. Всосал?”
Сплюнув на пол, Борода отвернулся.

Несмотря на хохляцкую фамилию, Борода - стопроцентный молдаван из города Бендеры. Да ещё дружит с Романом, главным теперь по котельной. Чем-то они даже похожи – наверное, нехорошим безумием в глазах и той радостной улыбкой на лицах, когда прибегают к насилию.
Ходит Борода вразвалку, немного сутулясь при этом и размахивая широко расставленными руками. Невысокий, но мускулистый, жилистый. Движения – от нарочито небрежных до стремительно-точных, особенно при ударах. Похоже, на гражданке чем-то боевым он занимался.
Сержант любит читать. Часто вижу его лежащего с книгой на перед заступлением в наряд. Что он читает, спросить не решаюсь, но название одной книги удалось подсмотреть. Я ожидал что-нибудь из научной фантастики, и просто опешил, увидев: “А. Чехов. Дама с собачкой. Рассказы”.
Не прост этот молдаван, совсем не прост.
Бриться Бороде приходится дважды в день – утром и перед построением на обед. Через пару часов после бритья лицо его снова аж синее всё от щетины. За это, видать, у него и такая кликуха.

Между призывами - дедами и черпаками - идёт борьба авторитетов.
У дедов, или старых, за плечами которых полтора года службы, авторитет выше. Но черпаки стараются своего не упускать тоже. Между молотом и наковальней находимся мы, бойцы.
“Ко мне!” - орут тебе с разных концов казармы. Если позвал один, тут же зовёт второй. “Э, воин, ты охуел?! Я сказал - ко мне!”
Игра в перетягивание каната.
Пометавшись, бежишь всё-таки к старому.
“Ну, су-у-ука...” - зло щурит глаза черпак. “Помни, падла - они уйдут, а я останусь!”

Сейчас Бороды во взводе нет. На вторые сутки он заступил в караул.
Свободна от наряда лишь треть взвода - мы, бойцы, Костя и несколько старых – Пеплов, Дьячко, Самохин и Конюхов.
Пепел и Самоха из Подмосковья, из какого-то неизвестного мне Голутвино. Оба без лишних слов заявили, чтобы я сразу вешался, потому что москвичей они будут гноить с особым удовольствием.
Пепел – плечистый, с чуть рябоватым и каким-то озлобленным лицом. Его земляк Самоха – белозубый, вечно с дурацкой улыбкой, болтливый и подвижный. Энергия бьёт в нём через край, и лучший для неё выход, конечно, мы – бойцы.
Дьяк и Конь – здоровые, внешне флегматичные. Но Конь может в любую минуту подойти и “пробить фанеру” – так заехать кулаком в грудь, что отлетаешь на несколько метров. При этом Конь подмигивает и ободряюще кивает: ничего, мол, мелочи жизни…
Дьяк тоже мастер в этом деле, но любит поставить в метре от стены - чтобы отлетев от удара, ты приложился ещё и об неё головой.
Дьяк откуда-то с Украины, по-моему, из Ивано-Франковска. Бендеровец, в общем. Но говорит по-русски чисто. Окончил десятилетку и поступал в Москве в Тимирязевку, но недобрал двух баллов.

Наш взвод состоит из трёх отделений и именуется взводом охраны. На тумбочку и «дискотеку», то есть на мытьё посуды в столовую, не заступает. Караул, КПП, штаб и патруль - места нашей будущей службы.
Сашко Костюк, Макс Холодков и Саня Чередниченко по кличке Череп, сейчас стоят на КПП.
Пока стажёрами.
Это значит - сутками, без сна, на воротах.

Взводом командует прапорщик Воронцов Виктор Петрович. Ворон.
Плотный, с мощной шеей и огромным животом. Низкий лоб, массивные надбровные дуги и тяжёлая челюсть делают его похожим на знаменитые репродукции Герасимова первобытного человека.
У Воронцова, по его собственным словам, за плечами пять образований. Начальная школа, вечерняя школа, школа сержантов, школа прапорщиков и школа жизни.
Солдат он называет ласково “уродами”, “монстрами” и “ёбаными зайчиками”.

Одно из любимых развлечений взводного - имитировать половой акт с дикторшами телевидения.
Этим он здорово скрашивает просмотр программы “Время”.
Стоит несчастной появиться на экране крупным планом, как Воронцов обхватывает телевизор руками, прижимается животом к экрану и делает характерные движения.
При этом он запрокидывает голову и раскатисто хохочет
Ширинку, слава Богу, не расстёгивает.
Отец двух дочерей – толстеньких, но симпатичных, тринадцати и пятнадцати лет.

“Жалобы какие имеются?” - каждое утро на разводе спрашивает нас Ворон.
В ответ на молчание поглаживает себя по животу и кивает: “Ну и правильно! Жаловаться в армии разрешается лишь на одно - на короткий срок службы.”
Одно из любимых его высказываний:
- Солдат не обязан думать! Солдат обязан тупо исполнять приказания!

Сморкается прапорщик следующим образом. Наклонясь вперёд и чуть вбок, зажимает волосатую ноздрю и ухх-х-хфф! – выстреливает соплю на асфальт. Если тягучая субстанция не отлетает, а, повиснув под мясистым носом, начинает раскачиваться туда-сюда, он неспеша подцепляет её большим пальцем и рубящим движением руки сбрасывает вниз. После чего достаёт из кармана носовой платок и тщательно вытирает пальцы.
“В целях экономии имущества и содержании его в чистоте” – поясняет он, аккуратно складывая и убирая платок.

Появляется во взводе редко. Дыша перегаром, ставит на разводе боевую задачу и исчезает. Зато обожает завалиться в казарму после ужина и учинить разгром тумбочек – навести уставной порядок.
Служба вся держится на сержантах и неуставщине.
Как и полагается.

Мы, однопризывники, начинаем понемногу узнавать друг друга. То, что не проявилось в карантине, вылезает наружу здесь.
Сахнюк родом из Днепропетровска. Утиный нос, маленькие вечно воспалённые глазки, низко скошенный лоб, безвольный подбородок и истерично сжатые губы. Сам невысокий, ноги несуразно короткие. Ходит как-то странно, размахивая руками и подав корпус вперёд. “Ему бы чёлку с усами отрастить, и вылитый Гитлер!“- хмыкнул как-то раз Борода и кличка прилепилась к Сахнюку намертво.
Чёлку ему, понятно, отрастить не дали, а вот под нос заставляли прилеплять квадратик чёрной изоленты, и после отбоя Сахнюк изображал фюрера. Влезал на табуретку и, вскидывая правую руку, орал что есть мочи: «Фольксваген! Штангенциркуль! Я-я! Натюрлих!»
Раз попробовал отказаться, был избит в туалете и полночи простоял на табуретке с приклеенными усами, отдавая гитлеровский салют жрущим картошку старым.
На просьбу оставить покурить Гитлер реагирует нервно. Делает быстрые глубокие затяжки и, уже передавая, словно раздумав, возвращает сигарету в рот и затягивается ещё несколько раз.
- Ну, хохлы!- усмехается Паша Секс, принимая от него замызганый окурок. – Вот уж оставил, так оставил… “Докуры, Пэтро, а то хубы пэчэ!” – передразнивает Пашка хохляцкий говор.

Толстый Кица, Костюк, Паша и я сдружились ещё в карантине и держимся вместе. С Холодцом я стараюсь не общаться, его постоянное присутствие рядом сильно тяготит. Ту ночную присягу простить ему я не могу. Макс, похоже, виноватым себя не чувствует. Бороду он боится панически, подшивает его и Соломона кители, заправляет и расстилает их койки.
Однако терпеть земляка пришлось недолго.
Холодца неожиданно избил Саня Чередниченко, Череп. Что они не поделили – осталось тайной. Здоровенного бугая Макса Холодкова Череп уделал как Бог черепаху – тот получил сотрясение мозга. Драка случилась ночью, в бытовке. Дневальный потом утверждал, что Череп бил Холодца утюгом.
Макс заявил, что поскользнулся на мокром кафеле. Полежал немного в лазарете, а потом отбыл в Питер, в военный госпиталь, и больше в часть не вернулся. Говорили, устроился там в обслуге, в банно-прачечном отделении.
Странно, но Черепу за это от старых почти ничего не было – наваляли, по обыкновению, в туалете после отбоя, но больше для проформы.
Сам Череп парень сильный, с немного совиным лицом, но не глупым и безвольным, как у Криницына. Близко посаженые глаза и тонкий, чуть загнутый книзу нос выдают в Черепе человека жесткого и упрямого. Быть ему или сержантом, или залётчиком и постояльцем “губы”.

Не повезло Бурому – Мишане Гончарову. На свою беду, кроме таланта матершинника, Мишаня умеет играть на гитаре, чем и решил похвастать перед старыми. Теперь, очумелый от бессонных ночей, разучивает новые песни, пополняет репертуар и готовится к очередному ночному концерту. Так же, за склонность к месту и не к месту рассказывать анекдоты, его зачислили во взводные клоуны, к имеющимся уже там двум шнуркам – Колбасе и Уколу.


Взвод живёт в одной казарме с ротой связи.
Связистов называют здесь “мандавохами” за то, что вместо пропеллеров у них в петлицах какой-то пучок молний, действительно похожий на насекомое.
Из моих знакомых к “мандавохам” попали Патрушев и Димка Кольцов.
Серёга Цаплин и Криницын в роте материально-технического обеспечения, МТО. Там же и Ситников. Их всех троих отправили в кочегарку. Там они встретили скучающего Романа.
Видим мы теперь их редко. Пришибленные, даже Ситников притих. Чумазые, в дочерна грязных спецовках.
Вовка Чурюкин в первой роте сразу был определён замполитом в художники. Целыми днями рисовал стенгазеты и боевые листки. По ночам делал старым альбомы. Под глазами - синие круги от недосыпа.
Но это лучше, чем синяки.
Художников ценили, сильно не били.

У первой роты, их казарма напротив нашей, прозвище “буквари”.
Командир роты, майор Волк, завёрнут на соблюдении устава. У каждого его подчинённого в тумбочке имеется подписанный своей фамилией серый томик. Проводятся ежедневные занятия со сдачей зачётов на предмет знания статей.
Козыряют не только офицерам, но и друг другу. При приближении старшего по званию, будь то хоть ефрейтор, переходят на строевой шаг.
Никаких гнутых блях и подрезанных сапог. Все застёгнуты на крючок.
Курилка возле их казармы испещрена поэтическими размышлениями на заданную тему.
“Устав знаешь - метче стреляешь!”
“О воин, службою живущий! Читай Устав на сон грядущий! И поутру, от сна восстав, усиленно читай Устав!”
И почти есенинское:
“Что ты смотришь, родная, устало,
Отчего в глазах твоих грусть?..
Хочешь, что-нибудь из Устава
Я прочту тебе наизусть?..”

Поначалу, в карантине, мы мечтали о том, чтобы служить у “букварей”. Ну что, тот же карантин, только подольше. Трудно, но жить можно. Главное - нет дедовщины.
Рыцк, прослышав, замахал ковшами своих ладоней:
- Да вы что! Там же смерть! Косите под дураков, в кочегарку лучше проситесь, только не к “букварям”! Я врагу не пожелаю... Нет, вот Торопову - пожелаю! Ему там самое место!
При упоминании Андрюши Рыцк начинал нервно моргать.

Опытный Рыцк оказался прав.
Замордованные уставным порядком солдаты с нетерпением ожидали ночи.
Самая зверская, бессмысленно-жестокая дедовщина творилась именно в казарме “букварей”.
Бить старались, не оставляя следов - по животу, почкам, ушам. Почти все бойцы мочились кровью.
Чурюкину, как человеку искусства, доставалось по минимуму. Согнувшегося, его лупили кулаком по шее, чтобы не оставалось синяков.
При этом глаза следовало придерживать, прижимать пальцами. Чтобы не вылетели.

Периодически у “букварей” кто-нибудь так сильно “падал с лестницы”, что в часть приезжал военный дознаватель. Бродил по казарме, беседовал, оценивал чистоту и порядок. Сытно обедал и, пьяный вдребадан, уезжал обратно.
Раз, когда рядовой Потоску “поскользнулся в туалете” и лишился сразу пяти зубов, из Питера приехал капитан-особист.
Майор Волк в тот день был дежурным по части. Мы с Пашей Сексом стояли на КПП.
Капитан позвонил от нас в штаб.
- Дежурный по части майор Волк! - услышал он в трубке рокочущий голос.
Капитан замялся, обвёл нас глазами и пискляво произнёс:
- Это капитан Заяц, из прокуратуры.
На обоих концах провода пауза.
- Что, правда, что ли, Заяц?! - оправился первым дежурный.
- А что, правда, Волк? - неуверенно пропищал капитан.

Капитан Заяц оказался человеком въедливым, проторчал в части несколько дней. Новая серия “Ну, погоди!” - острили в полку. Заяц заставил майора понервничать, подолгу беседуя с каждым солдатом в отдельном кабинете за закрытой дверью. Но и он в конце концов уехал ни с чем.
Это в мультфильмах зайцы такие ушлые.
В жизни всё совсем наоборот.


Когда наш взвод проходит мимо других рот, например, в столовую, отовсюду слышится лошадиное ржание: “Иго-го! Пошла конюшня сено жевать!” Или звонко цокают языком, изображая стук копыт.
Причина проста.
До Воронцова, который получил взвод полгода назад, командовал здесь некто прапорщик Гуляков, по кличке Гуливер.
Прозвище своё Гуливер оправдывал сполна - росту в нём было два метра семь сантиметров. Длинное, рябое от оспинок лицо, мелкие и короткие кудри, голубые глаза убйцы.
Два раза в месяц Гуливер страшно напивался и крушил всё, слоняясь по военгородку. Справиться с ним никто не мог. Из основания избушки на детской площадке прапорщик вытягивал длинное бревно и, размахивая им как палкой, отгонял патруль.
Побуянив, Гуливер сдавался сам, покорно давал себя связать и отправлялся на гауптвахту, которую охраняли его же подчинённые. В камере, понятно, он не сидел. В караулке, не разрешая включать телевизор, грустно отпивался чаем и читал наизусть стихи Есенина.
В конце концов его сняли со взвода и отправили заведовать столовой.
Там он неожиданно подобрел и успокоился, но не совсем, конечно.
С легендарным этим человеком мне удалось завести приятельские почти отношения.
На втором году службы, во время очередной отсидки Гулливера на губе, я принёс ему несколько привезённых из отпуска книг. Только что вышедшие сборники - Клюев, Кольцов, Заболоцкий, Северянин... Цветаева, ещё кто-то там...
Манерные “ананасы в шампанском” Гуливер отверг сразу. А вот Клюев, и как не странно, Пастернак пришлись ему по душе.
Почти каждый вечер я заходил к Гуливеру в столовую, и за миской варёного мяса рассказывал ему об обериутах и маньеристах, серебряном веке и ремизовской школе...
Задумчиво слушая, Гуливер время от времени прерывался, как он говорил, “на раздачу пиздюлей” поварам и наряду.
Затем возвращался, усаживался напротив, и если я забывал, напоминал, на чём мы остановились.

В бытность свою ещё командиром взвода охраны, прапорщик Гуляков личный состав подбирал себе по каким-то своим, особым усмотрениям.
Под его командованием служили: рядовые Рябоконь, Черноконь, Конюхов, Рысаков, Коновалов, Коньков и Конев, ефрейторы Белоконь, Лошак и Жеребцов, сержанты Кобылин и Копытин. Ну и по мелочи - Уздечкин, Подкова, Гнедых... Верховодил всем этим табуном старший сержант с соответствующей фамилией - Гужевой.
Гуливер пытался заполучить и солдата по фамилии Кучер, но того, с медицинским образованием, отстояла санчасть. Гуливер негодовал страшно. Перестал здороваться с начмедом Рычко.
В общем, во взводе не хватало только Овсова, для комплекта.
Половина из лошадиных фамилий уже давно на дембеле, но слава за взводом осталась.

У нас и песня была строевая - про коня.
Длинная, от казармы до клуба доходили, допевая последний куплет.
Пели с чувством, “якая” на хохляцкий манер:

Як при лужке, при лужке,
При широком поле,
При знакомом табуне
Конь гулял на воле...
Ты гуляй, гуляй мой конь,
Пока не споймаю!
Як споймаю - зауздаю
Шёлковой уздою...

И целая романтическая история о поездке за любимой.
Ну, и другая ещё песня была, для вечерних прогулок.
Печатая шаг, орали во всю глотку:

Купыла мама коныка -
А конык бэз нохы!
Яка чудова ыхрушка!
Хы -хы! Хы-хы! Хы-хы!

Вообще, по песне сразу можно было понять, какая рота идёт.
Особенно в темноте, на вечерней прогулке. Лиц не видно, лишь прёт многоногая масса. Но ты чётко знаешь, кто есть кто.
Если вопят про стальную птицу - это “буквари”. Если “батька Махно” из группы “Любэ” - рота МТО пошла. “Мандавохи” любили из Цоя - про группу крови или пачку сигарет. Вторая рота - в ней больше всего москвичей - “Дорогая моя столица! Золотая моя Москва!”
Как ты там без нас, Москва-матушка?..

Старики обычно идут сзади, не поют. Покуривают в рукава и пинают впереди идущих бойцов.
Но иногда, под настроение, или если строй ведёт Ворон, могут и попеть вместе с нами.
Правила пения простые.
Петь надо громко. Желательно, чтобы рот открывался на ширину приклада.
Всего делов-то.

В репертуаре обычно несколько песен.
Те же “буквари” часто исполняют про дурака-солдата, у которого выходной и пуговицы в ряд. Ему улыбаются девушки, а он знай себе шагает по незнакомой улице.
Изредка, правда, “буквари” бунтуют, и горланят на тот же мотив:

У солдата выходных
Не было и нет!
Эту песню просто так
Выдумал поэт!
Часовые у ворот
Мёрзнут и дрожат.
Как сурово нас ебёт
Товарищ старшина!
Товарищ старшина!



Зам командира полка, подполковник Порошенко, за характер и внешний вид получивший кличку Геббельс, вечернюю прогулку обожает.
Является на центральную аллею, берёт под козырёк и приветсвует проходящие строевым шагом роты. Если прохождение не нравится, разворачивает и прогоняет по новой. И ещё раз. И ещё.
- Здравствуйте, товарищи!
- Здра-жлам-тащ-падпаковник!
Дождь ли, ветер, или мошкара, забивающая глаза, ноздри и рот, - если Геббельс пришёл, прогулки не миновать.
Зловещая сутулая фигура на посту.
Ну неужели нечем больше заняться, думаю я, глядя на его свисающее из-под фуражки лицо. Взрослый человек... Дома семья ждёт...
Меня ведь тоже ждут. Но мне до дома – как до Луны.

[/mat]

[Ворон]

http://www.udaff.com/netlenka/proza/69659.html
http://www.udaff.com/netlenka/proza/69699.html

Это продолжение и окончание второй главы.Вечером кину третью. "Шнуровка"
Обратите внимание,как с "пазамом" меняется и психология главного героя.Лично мне в книге именно это понравилось больше всего.

[Ворон]

Кстати серия про Князева понравилась?Продолжение нужно?

[Ворон]

Аффтар Енот.Прошу любить и жаловать.И не стесняйтесь высказывать своё мнение.

[mat]- Лех, здарованах. Тут такая тема, жениццо надумал. Свидетелем пойдеш?
- Ты охуел штоль?
- Да лано намано фсе, рульная дефка все путем карочи
- Хуле, те видней. Оторваццо хош по полной перед свадьбой? Хотя перед смертью не надышишся, но фсетаки
- Епть, а то
- Карочи пиши адрис, кантора называиццо "Жена на вечер"…

В обеденный перерыв я рванул по указанному Лехой адресу. Гнездо разврата представляло собой небольшой офис на окраине города. Цветочки на подоконнике, игрушки на компе, милая улыбка секретарши (мамки?).
- Вы для себя будете заказывать?
- Ну…
- Пожалуйста, ознакомьтесь с каталогом
- Ну … может эту …
- У вас прекрасный вкус. Это Оксана, одна из лучших наших сотрудниц. Давайте подпишем с вами Договор на оказание услуг, я выпишу приходный ордер и оплатите в кассу. Вы когда планировали воспользоваться услугой?
- Да можно и сегодня
- Тогда оставьте нам ключи от квартиры. Не беспокойтесь, фирма гарантирует сохранность вашего имущества …

Я еле дождался конца рабочего дня. Не то чтоб тела женского песдец как хотелось, но наличие в моей скромной обители незнакомой самки децл смущало.

Из-за двери моей квартиры доносилась музыка. Я позвонил в дверь, подождал немного и позвонил снова. Хуй. Минут через пять непрерывных звонков ключ в замке нехотя повернулся. На пороге стояла Оксана, миловидная девушка лет двадцати пяти. Немытые волосы собраны в пучок, какой-то мудацкий халат, а так прям мечта.

- Ой, а я и не слышала что ты звонишь, музыка громко орёт. Ты хлеб купил?
- Чо?
- Через плечо. Хлеб купил?
- Неа
- Твои проблемы, будешь есть без хлеба. Мой руки, ужин на столе

Хуя се сервис. Помыв руки я прошел на кухню. Холодная яичница, ледяной чай. Послав про себя всё на хуй я полез в холодильник.

- Оксан, пиво куда делось?
- Подружка заходила, Машка, выпили немного, - сцука ещё и улыбается
- А колбаса?
- Съели
- А вино?
- Слушай, если тебе чего-то не хватает сходи в магазин
- Чего бля? - еле сдерживаясь я взял пузырь водки и плавленый сырок. Наверно не влезло в них бля всё.
- Выключи нахуй ето эмтиви ёбанное, слушать невозможно
- Да? А мне нравиться. А я тиряю корни-и-и-и

Вечер был испорчен наглухо. На эту суку я уже просто смотреть не мог. Правда, после пузыря я её почти простил, а хуйле, баба все таки - мозгов нет нихуя.

- Ну чо спать пойдем?
- Да милый, канешно
- Ну ты это, в душ сходи штоль
- Ой, я так устала, утром помоюсь.

Пиздец.

- Ну ты что … ну куда ты лезешь … у меня месячные …
- Чего нах? Да … да ты чо охуела чтоли?
- Ты чего такой нервный то
- Ну давай в рот штоль
- Извини, голова болит, может завтра?
- А жопа у тя не балит?
- И жопа у меня болит, и вообще как мужчина ты меня не интересуешь
- Чего бля сцука бля? Нахуй схади. Что не слышишь? НА ХУЙ!!!

Она как будто только этого и ждала. Быстро оделась и метнулась в коридор.

- Я к маме, дверь за мной закроешь?
- НА ХУЙ!!!

Я пошел на кухню и достал ещё пузырь водки. Сцука бывает же такая хуйня в жизни. От мирного употребления напитка меня отвлек телефонный звонок.

- Алло, милый, я так скучала … а ты ресторан уже заказал? А на сколько человек? Ты знаешь, ещё дядя мой двоюродный с семьёй …
- НА ХУЙ!!!
- Енот, ты чего?
- НА ХУЙ!!!

……………………………………………………………………………………………………
some time later

- Алло, дароф Енот, тут дело такое жинюсь я, свидетелем буш на свадьбе?
- Колян, а оно те надо?
- Ты б её видел - песдец а не дефка
- Ну тогда щастья вам. А свидетелем лехко.
- Ну фсе, спасиб, забили нах.
- А хошь перед свадьбой оторвацца шо песдец? Низабываемые фпечатления гарантирую
- Ну это… гы … канешна нах!
- Карочи пиши адрис …
[/mat]