Глава первая.

-Убился, значит, Фелипе-то наш – сказала Луке его домохозяйка. Лука сразу понял, что, вероятно, она имеет ввиду происшествие, произошедшее вчера вечером, когда синьор Фелипе Балерини по прозвищу «Жердь», старший сын Аурелио Балерини, главы некогда могущественного, но уже лет как 30 пришедшего в полный упадок цеха гондольеров, по пьяни сверзился с колокольни собора святого Баудолино.

- Да, синьора Мулери, и так бывает. Ясно, как дело-то было – наклюкался, как всегда, молодого тосканского в траттории «У Чезаре», потом пошел по девочкам, а там и до колокольни недалеко. По-латыни это называется «бибамус, мориендум эст», что в переводе означает «кабаки и бабы доведут до цугундера». Помогите-ка мне лучше, синьора Мулери, облачится в сапоги и кирасу. Время идти исполнять священный долг каждого патриотического гражданина в городской страже нашей любимой Фрасконы. Как вам известно, синьора Мулери, по древней традиции, раз в неделю в наш отряд назначается четыре человека: ефрейтор и двое рядовых из цеховиков, а еще один рядовой выбирается по жеребьевке, из числа прочих жителей города. Вот пришла и моя пора послужить. Приготовьте, пожалуйста, к ужину ньокки с квашеными грибами. Чао, бамбино!

Накинув плащ на изрядно проржавевшую кирасу, и захватив подмышку алебарду, помнившую, вероятно, еще времена короля Пица Первого, Лука вышел на улицу, свалив случайно ногой помойное ведро, выставленное домохозяйкой за порог. Улица святого Николая, покровителя моряков, на которой он снимал комнату в доме набожной, но недалекой и суеверной синьоры Мулери, вдовы младшего городского золотаря, расцветала утренними фрасконскими запахами. Благовоние потока нечистот, неспешно плывущих в канавах по обеим сторонам улицы, смешивалось с мягким запахом никогда не мывшихся тел, привычным амбре десятков сытых уличных кошек, и ароматом розового куста, тщательно лелеянного Лукиной хозяйкой. Царил же над всем этим запах мясного рынка, находящегося по соседству, на маленькой площади рядом с часовней святого Бартоломео Африканского.

Лука неторопливо шел по улице, к месту встречи стражников, которые, согласно древнему обычаю, начинали свой утренний обход от ворот городской ратуши. Выйдя на главную площадь города, он увидел своих товарищей по отряду городской самообороны. Бойцы стояли в римском боевом порядке и больше всего напоминали лудильщиков, собравшихся сыграть в древнюю английскую народную игру крокет. Перед строем, гордо выпятив впалую грудь, в форме ефрейтора стоял синьор Беттино и что-то выговаривал одному из своих сегодняшних подчиненных.

Синьор Пауло Беттино, выбранный на этой неделе быть ефрейтором городской стражи, был редкостным кретином. Потомственный мастер цеха оружейников, он был известен тем, что мнил себя гениальным изобретателем, мечтая оставить после себя оружие, которое изменит ход ведения войн не только в Италии, но и во всем мире. Последней в длинной цепи его абсурдных задумок была навязчивая идея скрестить цепной моргенштерн с турецким ятаганом. В первом же испытании нового средства уничтожения два кривых лезвия, плохо прикрепленных к рукояти, сорвались с нее вместе с цепью, на которой вращались, и лишили скальпа одного из подмастерьев. После этого проишествия главы цеха оружейников старались отправлять Пауло на службу в городскую стражу при первой же возможности. Сам Беттино, впрочем, службой не тяготился, и, не будучи по его разумению настоящим, потомственным военным, и тайно страдая по этому поводу от комплекса неполноценности, каждый раз пытался строить временно поставленных под его началом горожан – впрочем, обычно без особого успеха.

- Опаздываешь, Лука? - злорадно спросил охрипший после недавнего разноса Беттино.
- Виноват, синьор Беттино. Понимаете, дело в том, что мы, с моей домохозяйкой, синьорой Мулери, как раз разговаривали о несчастной судьбе молодого синьора Балерини. Ах, какой подающий надежды молодой человек был… Помните как он, на канун Беды Достопочтенного, заключил договор с пьемонтскими купцами на перевозку тканей из Пьемонта в Фраскону по реке, на гондолах. Даже задаток получил, шельмец этакий. «Ну, послушай, Лука» - оправдывался он потом, «Ведь, на самом деле, не могут же они винить меня в том, что наша речка засохла еще полвека назад, во времена моего достопочтимого прадедушки, капитана Вичензо Балерини. В конце концов, после последних весенних дождей, она вполне могла снова стать судоходной. Как известно, на все воля Божья…» - говорил он мне. Это напоминает мне историю про одного бондаря, из Кастельверде – это такой городишко, рядом с Кремоной. У этого бондаря, конечно, не было гондолы – да и что он стал бы делать с ней, в своем вонючем Кастельверде – не поверите, синьор, Беттино, это такая дыра…

- Достаточно, Лука – с раздражением просипел Беттино. Мы и так потеряли слишком много времени из-за твоей недисциплинированности. – Отряяд, напраааво! Шааагом марш! – скомандовал он.

Лука подмигнул Андреа Скарпони, юному подмастерью из цеха врачей, имевшему самый несчастный вид из всех рекрутов, и дружелюбно хлопнул его по плечу. – Выше нос, амико! Где твое чувство патриотизма? Разве ты не знаешь, что быть солдатом городской стражи – почетный долг каждого уважающего себя фрасконца?
Андреа, сгибаясь под весом алебарды и шаркая обеими ногами, робко улыбнулся. Он явно не разделял энтузиазма своего товарища.

Весеннее солнце, подходящее к зениту, нежно пригревало плащи, кольчуги, стеганые дублеты и кирасы бойцов разношерстного отряда, больше похожих на горцев-разбойников со склонов Апеннин, чем на достопочтенных жителей зажиточного итальянского городка. Городская стража вышла в свой дневной обход. Для Луки день только начинался.