Джеймс Хартли, бывший младший научный сотрудник проекта Оазис, а ныне член факультета точных наук этого весьма своеобразного "университета" в пустоши, удобно расположился в ветхом кресле-качалке, наверное таком же старым, как и он сам. Он спокойно потягивал сигару - скрученный валик листьев непонятно какого растения, привезенную непонятно откуда предприимчивыми и вездесущими торговцами.

Обычный тысяче-тысяч-какой-то вечер Джеймса проходил как и всегда - спокойно, можно даже сказать скучно, в привычной меланхолии. Бессмертие - это весьма своеобразный подарок... в отсутствии какой-то цели, желательно высшей - совершенно бесполезная и невероятно скучнная вещь.
Впрочем, кажется, Джеймс понемногу задремал, пока раскачивался в кресле. И вот он снова - привычный сон, повторяющийся из раза в раз, впрочем, это скорее воспоминание.

Толпа людей сгрудились на тесной вертолётной площадке комплекса. На асфальте стояли ученые, техники и прочий персонал вместе со своими семьями, стискивая в руках сумки с пожитками, и смотрели в небо. Все эти люди были молчаливы, напуганы, одеты наспех во что-попало... в общем, как и должны были выглядеть до смерти напуганные люди перед самым началом неминуемой ядерной войны.

Все они действовали по инструкции, и согласно ей же, именно сейчас...вот уже совсем скоро, за ними прилетят правительственные вертолёты, и заберут их в, конечно же, нетронутый войной, чистый и просторный правительственный исследовательский комплекс... Люди смотрели в разные стороны, каждый вращал головой на все 360 градусов, надеясь увидеть первым свое спасение. Никто ведь толком и не знал, с какой именно стороны должны прилететь.

И вот, наконец, в небе появилась грохочущая лопостями точка. Это за нами! Толпа ликовала. Все начали выравниваться на площадке, освобождая место для посадки. "Наверное их там целая эскадрилья, просто они слишком далеко и мы не можем разглядеть" - понесся по площадке шепоток. Однако, по мере приближения тёмной точки, становилось все отчетливее видно - вертолёт только один...

Наступило оцепенение, замешательство. Люди расступились перед приземляющейся машиной. Из нее мгновенно высыпали солдаты в силовой броне, создав периметр оцепления. Из мегафона раздался лязгающий грубый голос:
"Персонал комплекса Оазис, приготовиться к эвакуации. На борт поднимутся только те, кого я вызову по списку. При себе иметь удостоверение личности. Багаж запрещён. Ваши родственники полетят следующим вертолётом."
И он начал зачитывать имена...

Началась сумятица, быстро переросшая в истерию и давку. Вызываемые, буквально на бегу, прощались с семьями и спешили к оцеплению, вернее проталкивались к нему через беснующуюся толпу. Некоторые было отказались лететь без семей, и к ним поспешили, раскидывая толпу, одетые в броню молодцы, и начали уволакивать силой.
Толпа пришла в неистовство. Люди кричали, толкались, умоляли взять их тоже, пытались прорваться к вертолёту расталкивая друг друга. По тем кто падал на землю тут же начинали топтаться другие. Животный инстинкт возобладал. Некоторые бросив семьи пытались прорваться к оцеплению в одиночку.

Солдаты не поддавались на уговоры. Под шлемом силовой брони не было видно лица, и даже если им и удалось кого-то расстрогать, люди никогда не смогут об этом узнать. Вначале толпу отпихивали, затем начали стрелять в воздух... первого попытавшегося перелезть через оцепление застрелили. Толпа замерла на миг, но всеобщая истерия возобновилась с еще большей силой.

Все это было тщетно. Солдаты забрали тех немногих, кто был в списке - в основном руководителей проекта, важнейших ученых. Средний и младший персонал, судя по всему, изначально не входил в этот привилегированный список. Оцепление сняли, под прикрытием силового поля и пулемётов отступили в вертолёт, и задраили люк. Люди мгновенно облепили вертолёт, колотили по корпусу, пытались хвататься за колёса. Всё зря. Мощный рывок двигателя оторвал машину от пола, разбросав по сторонам всех, кто пытался к ней хотя бы как-то прицепиться. Вертолёт улетел.

На площадке остались люди. Брошенные семьи, недостаточно ценные для правительства ученые, несколько задавленных и застреленных трупов, а также те, кто еще совсем недавно был готов бросить семью и лететь один...
Все они смотрели друг на друга, на трупы, на небо... молча. Какое-то время они ждали, однако обещанный "следующий вертолёт", так никогда и не прилетел. Очень скоро им предстояло стать одной большой новой "дружной семьёй", которая обживет Биосферу.

Так или иначе, все гулы, пережившие этот день, запомнили его навсегда. Само слово "Анклав" - стало запретным. Его все в равной степени тихо продолжали помнить и ненавидеть. Пожалуй, если бы в Биосфере появился хотя бы один Анклавовец, его бы попросту разорвали на куски те, кто не дождался тогда своего вертолёта.

А потом все забрались в убежище и обречённо ждали бомбёжки. Но ни одной бомбы так и не упало. Похоже противник посчитал удалённый кусок штата Монтана недостойным того, чтобы потратить на него даже одну единственную атомную бомбу.

Джеймс не любил рассказывать об этом, однако забыть тоже не мог. Среди тех счастливых, кого забрали - была его жена Сюзан Хартли. Он так никогда и не узнает, бросила ли она его по своей воле, или же просто поверила в сказку про "следующий вертолёт". Прошло уже много лет, Сюзан, которая не осталась здесь и, следовательно, не могла стать гулом, давно мертва. Джеймс любил её всю свою жизнь, и с момента ее "эвакуации", постоянно считал, сколько ей теперь лет. Когда цифра перевалила за 70... он начал понимать, что возможно она уже умерла, возможно умрет завтра или через несколько лет. А он... он будет жить. Этот ветхий скелет без кожи по имени Джеймс Хартли продолжит жить. Вечно. Он прожил уже, вероятно, лет на сто больше, чем она, но забыть Сюзан так и не смог. Бессмертие - страшный подарок. Но страшно было тогда, а теперь он уже точно знал, что ее не может быть в живых, и это успокаивало.

Пора было заканчивать отдыхать. Джеймса разбудил наипротивнейший звук довоенного механического будильника. Пора идти продолжать собирать этот чёртов синхротрон. Чёртова машина была дьявольски сложной. Зачем он помогал строить ее? Он точно знал, хотя никогда никому не мог признаться в этом. Даже себе. Правда же была в том, что... Джеймс решил во что бы то ни стало снова стать человеком... чтобы умереть.