Robik
24.04.2011, 16:04
https://lh5.googleusercontent.com/_kBomcHcq_3s/TSTI_hzm8uI/AAAAAAAACbI/SHF2Aka6H3E/s800/Decadance.jpg
Павильонная игра "Декаданс"
Вводная
Направляясь, как обычно, в Место, ставшее для меня в последнее время единственной опорой, позволяющей удержаться в хаосе происходящего вокруг, я размышлял о своем статусе в этом новом обществе, или, скорее, о полном его отсутствии. Как человек, посвятивший свою жизнь поэзии, и крайне далекий от политики, я совершенно не разбирался ни в многочисленных идеологиях, буйно расцветающих на останках монархии, ни в реальных процессах, происходящих на просторах России. Однако процессы явно идут.
Временное правительство предпринимает отчаянные попытки установления контроля над ситуацией, по большей части совершенно безуспешно. В лицах пьяных матросов явственно читается наглая насмешка, этакая ненависть низшего сословия к интеллигенции. В кажущейся анархии, царящей на улицах Петрограда, даже неискушенный наблюдатель способен уловить признаки новой силы, пока еще действующей втихую, но уже достаточно грозной. Все больше говорят о социал-демократах, а точнее об отделившейся от них партии, называющей себя большевистской. Название это поначалу вызывало улыбку - составляющие ее социал-демократы отнюдь не были в большинстве, однако вскоре улыбка с уст сошла, по понятным причинам.
Ну и конечно же мы, сидя в прокуренном зале Места, пускались в бесконечные дискуссии о революции, новом мире, и новой роли искусства в этом мире. И конечно же, все эти обсуждения плавно переходили в пьяные застолья, с грохотом опускаемых на стол кулаков, с пьяными братаниями, и драками, с кровными обидами, и клятвенными заверениями в вечной преданности делу. Меня же такого рода развлечения очень скоро перестали забавлять, хотя бы по той причине, что было совершенно ясно, что мы с нашим искусством совершенно никому не нужны в этой страшной новой действительности, начинающейся сразу за порогом Места. С нашим амплуа богемы, напичканной наркотиками и алкоголем, вечно полной гениальными идеями, и совершенно неспособной на конкретные действия, в разыгрываемом спектакле роли не отводилось. Нет, там нужны были люди совсем иного склада...
Впрочем, были среди нас и личности, гораздо лучше вписывающиеся в окружающую действительность. В пьяных посиделках они предпочитали не участвовать, свое мнение по животрепещущим вопросам держали при себе, однако именно об их связях в высших политических кругах ходили многочисленные слухи и сплетни, неизменно сопровождавшиеся то презрительной ухмылкой, то нервным смешком.
И все же Место на удивление мало затронули перемены последнего года. И ощущение уюта неизменно охватывало меня, стоило мне переступить его порог. Мягкий свет ламп, лица знакомых, привычный запах смеси табачного дыма и алкогольных паров, тихие звуки аккордеона, действовали на меня как доза успокоительного. Вот и сейчас, приближаясь к Литейному, в предвкушении первого бокала вина, и сегодняшних литературных чтений, я ускорил шаг.
...
... Жестяная банка покатилась по мостовой, издавая при этом страшный грохот. В первый момент Антон пригнулся, втянул голову в плечи, но увидев, что это всего-лишь банка из под халвы, успокоился. "Понакидали всякого хлама", подумал он, "хотя чему удивляться, с февральских беспорядков улицы не убирались". Дворники не хотели выходить на работу, непонятно было кто должен им платить, да и по улицам могли бродить компании пьяных кадетов, либо толпы озверевших, изголодавшихся рабочих, встречи с которыми не сулили ничего хорошего.
Антон Шапиро, бывший студент мед. института, шёл по Шпалерной улице ниоткуда и в никуда. Хотя нет, куда он идёт, Антон знал. В его кармане лежали жалкие остатки стипендии двухмесячной давности, которые он и решил достойно истратить, а проще говоря, пропить. Дело стало за пустяком - найти приличное заведение, где можно это осуществить. Но все мало-мальски хорошие места прикрылись ещё в злополучном феврале, а в тех, что остались, ныне собирались такие головорезы, что Антон побоялся бы оставаться рядом с ними даже в течении пяти минут. Вот и приходилось ему плутать по тёмным улицам Петербурга в поисках места, где можно было бы провести остаток ночи. "Дойду до Смольного, и если ничего не найду, вернусь домой", решил Антон. Возвращаться ему страшно не хотелось. Дома его ничего не ждало, только беспорядок разбросанных вещей и уже порядком надоевшее тоскливое одиночество...
"Куда прёшь, идиот!" - резкий крик вывел Антона из оцепенения. Из темноты на него выскочили две конные фигуры. Антон еле успел отскочить, чтобы не попасть под копыта. "Юнкера", определил он, "как-бы не нарваться на неприятности". У Антона были веские основания опасаться, в последнее время юнкера сначала стреляли, а потом разбирались, кто ты и откуда, особенно если ночь и улица пустынна, как сейчас. "Пропуск", совершенно без всякого выражения произнёс один из конных. Антон лишь беспомощно развёл руками. "Тогда поворачивай, нельзя туда". "Да мне всё равно, куда идти", сказал Антон. "Тогда и сидел бы дома", огрызнулся первый. "Да ладно тебе, Юрий", сказал второй юнкер, "тебе куда, парень?". "Да, в общем, никуда, я гуляю, утра жду, смысл всего вот этого пытаюсь понять...", ответил Антон. "Ха, ну в этом мы тебе помочь можем", ухмыльнулся юнкер. "Дай-ка ему кокаина". Тот, кого звали Юрий, тяжело вздохнул: "Час назад кончился, а банку я выбросил". "Да нет, спасибо", сказал Антон, "мне бы выпить где ни-будь, посидеть, подумать". "Слушай, а ты сверни на Литейный, там в конце, во дворе под зелёной аркой, неплохое заведение есть, тебе должно понравиться". "Только осторожней, на Литейном, говорят, бандиты шалят". "Спасибо", сказал Антон, покрепче запахнулся в свой пиджачок, и свернул направо.
"Кому это всё было нужно, большевики, эсеры, анархисты, кадеты… Ведь неплохо жили, а сейчас довели Россию до полного беспредела, не поймёшь, что будет завтра", думал Антон, проходя по ночному Литейному. Улицы были безлюдны, все ворота заперты, народ опасался неизвестности. Даже крыс не видно, сбежали, словно с тонущего корабля. Квартал, и ещё квартал пустоты, а вот и зелёная арка. "Интересно, что мне там юнкера насоветовали". "Музыкальная табакерка", хм, оригинальное название для кафе. Антон толкнул старую, обшарпанную дверь и ступил внутрь. Почти мгновенно он окунулся в мир звуков и запахов. Кто-то играл на аккордеоне, скрипела старая скамья, со всех сторон были слышны голоса и пьяное пение. На сцене стоял молодой человек, и, пытаясь перекричать весь этот шум, декламировал стихи. В дальнем углу трое бородатых мужиков с красными ленточками на груди и двое матросов пинали лысого мужчину в пенсне. Пахло квашеной капустой и жареной рыбой. Антон подсел за столик к небольшой компании, игравшей в покер. Как из под земли, перед ним вырос услужливый официант в замусоленном фартуке. Антон заказал стакан дешёвого пива и присоединился к игре. Карта не шла, да и думал он не о пиковой даме, не интересовали его в тот вечер тройки, семёрки и тузы. Думал Антон о будущем России, пытался вообразить, что ждёт его дальше и каким станет этот никчемный мир через год-два. И только заунылые звуки аккордеона пробивались ещё в его сознание. "Хорошо играет", подумал Антон, и не знал он, что настоящая игра только начинается, игра - ставки в которой жизни людей и, возможно, судьба России, и свидетелем которой ему предстоит стать...
Ночь близилась к концу, впрочем.., впрочем деньги тоже...
Павильонная игра "Декаданс"
Вводная
Направляясь, как обычно, в Место, ставшее для меня в последнее время единственной опорой, позволяющей удержаться в хаосе происходящего вокруг, я размышлял о своем статусе в этом новом обществе, или, скорее, о полном его отсутствии. Как человек, посвятивший свою жизнь поэзии, и крайне далекий от политики, я совершенно не разбирался ни в многочисленных идеологиях, буйно расцветающих на останках монархии, ни в реальных процессах, происходящих на просторах России. Однако процессы явно идут.
Временное правительство предпринимает отчаянные попытки установления контроля над ситуацией, по большей части совершенно безуспешно. В лицах пьяных матросов явственно читается наглая насмешка, этакая ненависть низшего сословия к интеллигенции. В кажущейся анархии, царящей на улицах Петрограда, даже неискушенный наблюдатель способен уловить признаки новой силы, пока еще действующей втихую, но уже достаточно грозной. Все больше говорят о социал-демократах, а точнее об отделившейся от них партии, называющей себя большевистской. Название это поначалу вызывало улыбку - составляющие ее социал-демократы отнюдь не были в большинстве, однако вскоре улыбка с уст сошла, по понятным причинам.
Ну и конечно же мы, сидя в прокуренном зале Места, пускались в бесконечные дискуссии о революции, новом мире, и новой роли искусства в этом мире. И конечно же, все эти обсуждения плавно переходили в пьяные застолья, с грохотом опускаемых на стол кулаков, с пьяными братаниями, и драками, с кровными обидами, и клятвенными заверениями в вечной преданности делу. Меня же такого рода развлечения очень скоро перестали забавлять, хотя бы по той причине, что было совершенно ясно, что мы с нашим искусством совершенно никому не нужны в этой страшной новой действительности, начинающейся сразу за порогом Места. С нашим амплуа богемы, напичканной наркотиками и алкоголем, вечно полной гениальными идеями, и совершенно неспособной на конкретные действия, в разыгрываемом спектакле роли не отводилось. Нет, там нужны были люди совсем иного склада...
Впрочем, были среди нас и личности, гораздо лучше вписывающиеся в окружающую действительность. В пьяных посиделках они предпочитали не участвовать, свое мнение по животрепещущим вопросам держали при себе, однако именно об их связях в высших политических кругах ходили многочисленные слухи и сплетни, неизменно сопровождавшиеся то презрительной ухмылкой, то нервным смешком.
И все же Место на удивление мало затронули перемены последнего года. И ощущение уюта неизменно охватывало меня, стоило мне переступить его порог. Мягкий свет ламп, лица знакомых, привычный запах смеси табачного дыма и алкогольных паров, тихие звуки аккордеона, действовали на меня как доза успокоительного. Вот и сейчас, приближаясь к Литейному, в предвкушении первого бокала вина, и сегодняшних литературных чтений, я ускорил шаг.
...
... Жестяная банка покатилась по мостовой, издавая при этом страшный грохот. В первый момент Антон пригнулся, втянул голову в плечи, но увидев, что это всего-лишь банка из под халвы, успокоился. "Понакидали всякого хлама", подумал он, "хотя чему удивляться, с февральских беспорядков улицы не убирались". Дворники не хотели выходить на работу, непонятно было кто должен им платить, да и по улицам могли бродить компании пьяных кадетов, либо толпы озверевших, изголодавшихся рабочих, встречи с которыми не сулили ничего хорошего.
Антон Шапиро, бывший студент мед. института, шёл по Шпалерной улице ниоткуда и в никуда. Хотя нет, куда он идёт, Антон знал. В его кармане лежали жалкие остатки стипендии двухмесячной давности, которые он и решил достойно истратить, а проще говоря, пропить. Дело стало за пустяком - найти приличное заведение, где можно это осуществить. Но все мало-мальски хорошие места прикрылись ещё в злополучном феврале, а в тех, что остались, ныне собирались такие головорезы, что Антон побоялся бы оставаться рядом с ними даже в течении пяти минут. Вот и приходилось ему плутать по тёмным улицам Петербурга в поисках места, где можно было бы провести остаток ночи. "Дойду до Смольного, и если ничего не найду, вернусь домой", решил Антон. Возвращаться ему страшно не хотелось. Дома его ничего не ждало, только беспорядок разбросанных вещей и уже порядком надоевшее тоскливое одиночество...
"Куда прёшь, идиот!" - резкий крик вывел Антона из оцепенения. Из темноты на него выскочили две конные фигуры. Антон еле успел отскочить, чтобы не попасть под копыта. "Юнкера", определил он, "как-бы не нарваться на неприятности". У Антона были веские основания опасаться, в последнее время юнкера сначала стреляли, а потом разбирались, кто ты и откуда, особенно если ночь и улица пустынна, как сейчас. "Пропуск", совершенно без всякого выражения произнёс один из конных. Антон лишь беспомощно развёл руками. "Тогда поворачивай, нельзя туда". "Да мне всё равно, куда идти", сказал Антон. "Тогда и сидел бы дома", огрызнулся первый. "Да ладно тебе, Юрий", сказал второй юнкер, "тебе куда, парень?". "Да, в общем, никуда, я гуляю, утра жду, смысл всего вот этого пытаюсь понять...", ответил Антон. "Ха, ну в этом мы тебе помочь можем", ухмыльнулся юнкер. "Дай-ка ему кокаина". Тот, кого звали Юрий, тяжело вздохнул: "Час назад кончился, а банку я выбросил". "Да нет, спасибо", сказал Антон, "мне бы выпить где ни-будь, посидеть, подумать". "Слушай, а ты сверни на Литейный, там в конце, во дворе под зелёной аркой, неплохое заведение есть, тебе должно понравиться". "Только осторожней, на Литейном, говорят, бандиты шалят". "Спасибо", сказал Антон, покрепче запахнулся в свой пиджачок, и свернул направо.
"Кому это всё было нужно, большевики, эсеры, анархисты, кадеты… Ведь неплохо жили, а сейчас довели Россию до полного беспредела, не поймёшь, что будет завтра", думал Антон, проходя по ночному Литейному. Улицы были безлюдны, все ворота заперты, народ опасался неизвестности. Даже крыс не видно, сбежали, словно с тонущего корабля. Квартал, и ещё квартал пустоты, а вот и зелёная арка. "Интересно, что мне там юнкера насоветовали". "Музыкальная табакерка", хм, оригинальное название для кафе. Антон толкнул старую, обшарпанную дверь и ступил внутрь. Почти мгновенно он окунулся в мир звуков и запахов. Кто-то играл на аккордеоне, скрипела старая скамья, со всех сторон были слышны голоса и пьяное пение. На сцене стоял молодой человек, и, пытаясь перекричать весь этот шум, декламировал стихи. В дальнем углу трое бородатых мужиков с красными ленточками на груди и двое матросов пинали лысого мужчину в пенсне. Пахло квашеной капустой и жареной рыбой. Антон подсел за столик к небольшой компании, игравшей в покер. Как из под земли, перед ним вырос услужливый официант в замусоленном фартуке. Антон заказал стакан дешёвого пива и присоединился к игре. Карта не шла, да и думал он не о пиковой даме, не интересовали его в тот вечер тройки, семёрки и тузы. Думал Антон о будущем России, пытался вообразить, что ждёт его дальше и каким станет этот никчемный мир через год-два. И только заунылые звуки аккордеона пробивались ещё в его сознание. "Хорошо играет", подумал Антон, и не знал он, что настоящая игра только начинается, игра - ставки в которой жизни людей и, возможно, судьба России, и свидетелем которой ему предстоит стать...
Ночь близилась к концу, впрочем.., впрочем деньги тоже...